Ехал как-то Иван Царевич на Сером Волке. Остановился отдохнуть у ручья, смотрит, идёт по тропинке девушка.
— Здравствуй, красна девица, — молвит. – Как звать-величать?
— Марья Моревна, — отвечает та.
— Как поживаешь? – спрашивает Иван Царевич. – Как здоровье батюшки Мория?
— Поживаю я хорошо, — улыбается девица. – Моревна же у меня не отчество, а прозвище.
— Вот как? – удивляется молодец. – От слова «море»? Неужели ты девица-матрос?
— Да, нет же, — хохочет Марья. — Морю я. Понимаешь? Тараканов, клопов, блох. Отсюда и имя такое.
— Марья Моревна! – грянул шапку оземь Иван Царевич. – Да тебя ко мне сам Бог послал. Помори, ради всего святого, блох у Серого Волка, а то уже мочи нет на нём верхом сидеть.
Развязала узелок красна девица, достала туесок с чудо-мазью, натёрла ею Серого Волка. Блохи все и передохли. Поклонился ей в пояс Иван Царевич, одарил рублём серебряным и дальше в путь отправился.
Стоял в поле терем-теремок. Летела мимо муха-горюха.
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
Никто не отвечает. Влетела муха и стала в нём жить.
Затем появилась Блоха-поскакуха, Комар-пискун, да, всех и не перечислишь! Живут себе — не тужат, хозяйничают. Вдруг, из леса Медведь.
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
— Я, Муха-горюха, я, Блоха-поскакуха, я Комар-пискун.
Только Медведь собрался в терем-теремок влезть, как слышит шум, да грохот. Мчится к нему по чисту полю Иван-Царевич на Сером Волке. В одной руке лук, в другой стрела калёная, на поясе меч-кладенец.
— Эй, косолапый, — кричит, — кто в тереме живёт?
— Насекомые, — испугано отвечает Медведь. – Мухи, блохи, комары.
— Свят-свят-свят, — остановил на скаку Царевич своего Волка. – Зачем же ты туда влезть собираешься?
— Не знаю, — растерялся Медведь.
— Эх, дурила, — потрепал его по загривку Иван Царевич. – Пошли, лучше со мной, Василису Прекрасную из Кощеевых лап выручать.
— Как скажете, — покорно вздохнул Медведь.
Так был спасён Иваном Царевичем терем-теремок. Что ни низок, ни высок…
Брели себе по дороге Иван Царевич, Серый волк и Медведь. Смеркаться стало, дождик накрапывает, а впереди, куда ни глянь, сплошные поля.
— Видимо, — молвит Иван Царевич, — придётся нам под открытым небом ночевать.
Только сказал, видит, вдалеке огонёк мерцает. Пошли они на него. Долго ли, коротко ли, но, наконец, дошли до костерка. Спит подле него мальчик пастушок, а вокруг овцы траву жуют. Проснулся пастушок. Вскочил на ноги, да как закричит, — Волки!
— Не бойся, дружок, — говорит Иван Царевич. – Волк тут всего один, да и тот мой верный друг. Так, что опасаться нечего.
— Я и не боюсь, — грустно отвечает пастушок. – Кричи, не кричи, никто на подмогу не придёт.
И мальчик поведал свою историю, как раньше он криком «Волки» несколько раз вызывал жителей деревни. Те же, не находя никаких волков, теперь не обращают на него никакого внимания.
— Да, зачем же ты кричал? – удивился Иван Царевич.
— Страшно одному ночью-то, — грустно ответил мальчик и зарыдал.
— Эк тебя, сердешный, — растрогался добрый молодец. – А, давай-ка, вместе покричим, а? – вдруг, задорно подмигнул он. – Волк у нас есть. Настоящий, так что, всё будет по честному.
Да, как закричат они в два голоса! Мальчик тоненько, а Иван Царевич басом богатырским. Тут и Волк завыл, воем звериным. Медведь заревел, встав на задние лапы. Только хотели вдругорядь закричать, видят, бегут к ним люди. Факелы горят, косы и вилы во тьме сверкают, пятки босые стучат. Подкинул Иван Царевич дров в костёр, взметнулось пламя до небес. Смотрят крестьяне, стоит перед ними богатырь. На плечах плащ алый, на груди кольчуга серебром переливается, в руках меч-кладенец. По праву руку от него волк зубы скалит, по леву – медведь землю лапою рвёт. Оцепенели хлебопашцы.
— Что ж вы, люди добрые, мальчонку одного тут забросили? Кто его отец с матерью?
— Сирота он, — мнутся крестьяне.
— Стыдно мне за вас, — возвысил голос Иван Царевич. – Идите по домам, а мальчика я собой заберу.
— И пяток овец, — сурово добавил Медведь, и, обращаясь к Ивану Царевичу, — А что?..
Пастушок, сопровождавший теперь Ивана Царевича, оказался на удивление смышлёным и полезным в долгом путешествии. Он знал наизусть названия всех трав и цветов, а, главное, их целебные свойства. Некоторые он срывал и прятал в свою необъятную пастушескую сумку, приговаривая, — Скок-трава, чтоб, не болела голова. Розовый цветок, съешь, и пройдёт бок. Клевера листок, от запаха порток…
— Вот, победим Кощея, вызволим Василису Прекрасную, — мечтал Иван Царевич, — познакомлю тебя с Марьей Моревной. Вот уж кто великая травница. Верно, Волчище?
Серый Волк согласно кивал.
На первом же привале Пастушок приготовил мазь и вылечил Медведю натёртую лапу, чем привёл того в прекрасное расположение духа. Затем предложил всем пожевать некий корешок для очистки дыхания и уселся перебирать собранные за день травы.
— Окочур-трава, — шептал он пухлыми губами, раскладывая своё богатство на земле, — Злыдень-корень, Разрыв-трава…
— Как, как? — заинтересовался Иван Царевич. – Разрыв-трава?
— Она, родимая, — заулыбался Пастушок. – Что попросишь, то и разорвёт. Дай-ка мне свой меч.
И, ловко выхватив меч из ножен, обвил его поперёк пучком голубоватой травы.
— Разрыв-трава, — загудел он, — синяя мурава, на дворе дрова…
Иван Царевич схватил кладенец, но было поздно. По лезвию побежали трещины, и клинок бесшумно разломился пополам. Засмеялся один Медведь, но немедленно прикрыл пасть рукой, взглянув в посеревшие от гнева глаза Ивана Царевича…
— Ништо, — подмигнул Медведю Пастушок. – Есть у нас Скрепень-трава.
Скрепень-травы оказалось маловато, и починенный клинок вышел несколько скособоченным, но место, где лезвие было сломано, затянулось и выглядело надёжным.
— Ты того, — погрозил пальцем Иван Царевич. – Не балуй. Медведю корешок какой дай пожевать, а то он, весел больно.
— Это что ж за наваждение на меня нашло! – бушевал Иван Царевич. – Где мои глаза были, когда тебя с собой взял?
Пастушок, оказавшийся девчонкой, размазывал слёзы на чумазом лице и всхлипывал.
— Что люди-то подумают? – сокрушался богатырь. – Пошёл Кощея воевать, а с собой в сотоварищи девчонку титешную взял.
Медведь, умирая от беззвучного смеха, осел на землю.
— Да, Медведя юродивого, — вконец рассердился Иван Царевич.
— Слово смешное, «титешная», — давясь смехом, просипел Медведь.
Волк, укоризненно покачал головой и, как всегда, промолчал.
— И как тебя зовут, чадо? – Иван Царевич чуть смягчился.
— Марья Искусница, — всхлипывая, ответил Пастушок.
— Титешная! – в восторге завопил Медведь и, хохоча, повалился на спину.
— Надо её вместе с Медведем домой вертать, — ледяным тоном произнёс, наконец, Волк. – Намаемся мы с ними.
Медведь хотел было возразить, но смех так душил его, что на ответ не было сил.
— Я пригожусь, — сделав круглые глаза, быстро заговорила Марья, — вы же знаете, я все травы знаю, недуги лечу, порчу снимаю. Мы с Мишей можем следом за вами идти. Как будто мы не вместе, а порознь. Правда, Миша?
Медведь, попытавшийся изо всех сил сделать серьёзное лицо, покивал.
У самой кромки воды горел костерок, а подле него, сидели на коряге, спинами к реке, трое рыбаков.
— Что-то здесь не так, — Волк сосредоточено вглядывался в неподвижные фигуры из зарослей ивняка. – День на дворе, а они сидят, как неживые, не шелохнутся. Может быть, обойдём их?
— Рыбаки себе и рыбаки, — Иван Царевич, поскрёб затылок. – Давай, расспросим, что и как. А там видно будет.
— Я гляжу, — засипел из-за его плеча Медведь, — котелок у них на огне. Добрый такой котелок, большой.
— Ты с Марьей позади держись, не спеши, — осадил Иван Царевич. – Сначала мы с Волком пойдём.
Забросив лук за спину, он первым шагнул на речной песок. Волк, мягко переставляя лапы, двинулся слева, не сводя глаз с неподвижных рыбаков. Те, заметив приближающихся гостей, быстро перекинулись несколькими фразами, но продолжали сидеть.
— Хлеб, да соль, — с нарочитой беспечностью поприветствовал их Иван Царевич. – Как живёте-можете? Богат ли улов, холодна ли вода, далеко ли до дна?
Сидящий в центре, Одноглазый, заросший чёрной бородой, молча покивал и криво улыбнулся. Двое других, такие же обросшие и угрюмые, пряча глаза, промолчали. Иван Царевич присел рядом и протянул руки к огню.
— Что, рыбачки, в округе слышно? Не балует ли кто, часом? Не слыхать ли о Кощее?
Одноглазый, продолжая ухмыляться, пожал плечами и опять промолчал. Волк же тем временем, зашёл сбоку к ближайшему к себе рыбаку и замер, принюхиваясь.
— Ох, а какую я ушицу однажды едал! – Медведь не усидел в кустах и уже подходил к костру. – Из налимьих голов, да с репой. Здорово, мужики, — заорал он прямо в лицо Одноглазому. – А у вас уха, часом, не с репой будет?
Приплясывая от нетерпения, он бесцеремонно снял крышку с котелка и уставился внутрь.
— Где же ушица? – разочаровано, протянул он.
— Это не рыбаки, — рявкнул Волк и подался назад, изготавливаясь к прыжку.
Иван Царевич вскочил и выхватил меч. Одновременно с ним на ногах оказались и трое рыбаков. Чуть пригнувшись и выставив впереди себя длинные кривые ножи, они отступали к воде. Медведь, обжегшись о раскаленную крышку, заревел и дал котелку пинка. Тот, расплёскивая кипяток, пролетел над головами рыбаков и с шипением упал в воду. Это словно послужило сигналом и вся троица, одновременно развернувшись, бросилась в реку и поплыла. Иван Царевич не спеша снял со спины лук, вложил стрелу.
— Стреляй, — застонал Волк, — уходят же!
— Пусть себе, — Иван Царевич опустил лук.
— Зря, — Волк мрачно рассматривал мелькающие в волнах головы, — это слуги кощеевы. Теперь он о нас знает.
— Да, нам ли его бояться? – Медведь, достал из реки уже остывший котелок, и надел его на голову, на манер шлема. Крышку он навесил на лапу, словно щит и, беззаботно улыбаясь, прохаживался перед товарищами.
Все озабоченно молчали.
Когда ужин был съеден, Медведь поставил котелок между вытянутых задних лап и чинно собрал остатки горбушкой. Затем, полюбовавшись зеркальным блеском, водрузил котелок на голову и блаженно улыбнулся.
— Знаю, — начал он, — что любите вы слушать мои истории.
Волк с негодованием плюнул в костёр, но промолчал, а Марья Искусница, наоборот, подобралась поближе к тёплому медвежьему боку и замерла, слушая.
— Сегодня поведаю, как Медведь Царевич, — тут Медведь приподнял брови и сделал паузу, — невесту себе выбирал! Значит, жили себе в тридевятом царстве Царь Медведь, Царица Медведица и их сын Медведь Царевич. И, решили родители его женить. Послали гонцов по всем ближним и дальним лесам созывать невест на смотрины. Вот пришла первая. Сели они к столу, а там полкоровы! Нет, вру, целая корова. – Медведь обвёл всех восторженным взглядом. – И это только на закуску. А ещё уха, почки телячьи, пирожки, рёбрышки бараньи, стюдень… – Тут Медведь надолго замолчал.
— Дальше то что, — потыкала его в бок Марья.
— Дальше? – рассказчик осоловело покрутил головой. – Ах, да! Сели они к столу и тут мамаша…
— Царица? – перебил Иван Царевич.
-Царица, – покивал Медведь. – Осторожненько достаёт из берестяной шкатулочки золотого Клещика.
— Кого достаёт? — заинтересовался Волк.
— У неё в шкатулочке золотой Клещик. – Медведь радостно засмеялся. – И незаметненько сажает его на спину невесте. Клещик начинает ползать, да кусать, а та стесняется почесаться. Терпит! Тогда мамаш… Царица говорит, что, мол, спасибо, что к нам пришла, теперь, до свидания. И так с каждой невестой поступает.
— Откуда у неё столько Клещиков? – зевнул Волк.
— Да, Клещик один. Просто она его незаметно, то посадит, то снимет. Неважно. Но, вот приходит девушка из самого-самого дальнего леса. И только её Клещик в первый раз кусанёт, она, как вскочит, да, как закричит. «Помогите! Кусают!». Тут родители и поняли, что она самая подходящая пара для их сына.
Все надолго замолчали.
— А она красивая? – нарушила тишину Марья Искусница.
— Ну, уж, наверное, — задумался Медведь. – Но, дело-то не в красоте.
— Я не про Медведицу. Я о Василисе Прекрасной.
— Не знаю. Я её и не видел никогда, — задумчиво ответил Иван Царевич. – Освободим её от Кощея, обменяем на Молодильные Яблоки, а их отвезём моему батюшке, вот тогда и будем о девах думать.
— А если она тебе полюбится? – затаила дыхание Марья.
— Тогда, готовь клещика, девка, — захохотал Медведь. – Испытывать будем!
На рассвете, пока все спали, Волк поймал около лагеря Упырька. Маленький, пузатый, размером с крупную кошку он сидел в тёплой золе костра и радостно посвёркивал круглыми глазами.
— Вот, — задумчиво сказал Волк, — шастал всю ночь вокруг нас. Я думал мыши, но запах от него странный, не мышиный.
— Нечисть — это хорошо, — зевнул Медведь и, отвечая на недоуменный взгляд Ивана Царевича, пояснил, — значит, царство Кощеево близко.
— Смешной какой, — Марья погладила Упырька по мохнатой голове.
Тот зажмурился и заурчал.
— Кровь сосёшь из добрых людей? – улыбнулся Медведь.
Упырёк в ответ тоже заулыбался и согласно покивал.
— Вот, чертяка, — совсем уже проснулся Медведь, — по-нашему понимает! Люди есть в округе? Живёт тут кто-нибудь?
Глаза Упырька наполнились весельем, и он опять затряс головой.
— Не голодает, значит, — пояснил всем Медведь. – А где?
Нечистый на мгновение задумался, и показал маленьким кожаным пальцем на восток.
— Что ж, — встал на ноги Иван Царевич, — пойдём, посмотрим, кто в здешних краях поселился.
— А с этим что? – кивнул на Упырька Волк.
— Отпустим, — благодушно усмехнулся Медведь. – Или кто его покормить хочет?
Постоялый двор внушал уважение. На крепком свежем заборе, против обыкновения, не сушились вытертые половики, двор был чисто выметен и не завален колёсами от телег, сгнившими колодами и ржавыми вёдрами. В окнах, украшенных дивной резьбы наличниками, цельные стёкла. А по перилам крыльца так и тянуло стукнуть кулаком и сказать, — Эх, хорошо!
Да и сам Хозяин, вышедший к нашим друзьям, с полотенцем через руку, вызывал чувство покоя и надёжности.
— Тут, чую, — разомлел Медведь, — и клопов-то отродясь не видели, и в щи не обрезки, а целый мосол кладут!
Он, первым взойдя на ступени, облапил хозяина за плечи и потребовал киселю.
— Ведь, есть же у тебя киселёк? Такой, что б ложка стояла, не падала. Есть, родной? — гудел Медведь, ласково заглядывая Хозяину в глаза.
— Всё есть, гости дорогие, — степенно отвечал то. – И покормим, и в баньке попарим, и спать уложим.
Только сели за огромный дубовый стол, как стукнула дверь, и в горницу вошёл новый гость. Был он высок, широк в плечах, русобород и пригож. Несколько необычным, для этих глухих мест, выглядел его наряд. Красный кафтан с золотыми пуговицами, застёгнутый до ворота, новые штаны тёмно-синего сукна, красные сафьяновые сапоги с загнутыми мысами и красная же островерхая шапка, отороченная куницей.
— Поклон честному народу, — сказал вошедший и поклонился в пояс. Шапка при этом упала на пол и он, краснея, поднял её. Затем гость, неловко прислонился к косяку, явно не зная, куда идти дальше, то ли к столу, то ли ждать, когда его пригласят.
— Садись с нами, добрый молодец, — потеснился на лавке Иван Царевич. – Отобедай.
Молодец заулыбался, из-за чего его лицо, несмотря на бороду, приобрело какое-то детское выражение, и снова поклонился. Подойдя к столу, он спохватился, полез в карман кафтана и, выудив оттуда золотой, жестом сеятеля бросил его на стол. Монета стукнулась о столешницу, высоко подпрыгнула и свалилась бы вниз, не поймай её на лету Волк. Гость поалел под цвет кафтана, чуть запоздало выкрикнул, — Угощаю! – и сел.
Повисла неловкая тишина.
— Ах, какой удалец, — деланно весело воскликнул Медведь, желая замять неловкость. – Видно радость у него, вот и гуляет, красавец. Как зовут тебя, душа-человек?
— Иван Дурак, — опять по-детски улыбнулся гость. – От Кощея, вот, домой возвращаюсь.
Все замерли, а Марья испугано прикрыла рот рукой, что б не вскрикнуть.
— В плену был? – спросил Волк.
— Гостил, — радостно протянул Иван. – Занесла меня сюда нелёгкая, понимаешь — он быстро и сбивчиво заговорил, обращаясь к Царевичу. — Корову пошёл искать, да и заблудился. Не видели мою коровёнку-то? Ну, ладно. Бродил, бродил, обносился весь, одни грибы и ягоды ел, понимаешь. Вдруг, вижу, дворец, не дворец, а здоровенный каменный дом. И выходит оттуда витязь. Весь в чёрном, понимаешь, голова седая, нос крючком, а в руках меч.
— Биться со мной пришёл? – говорит.
— Нет, — отвечаю. – Я Иван Дурак, корову свою ищу.
Ну, он меня сразу к столу и давай за жизнь расспрашивать. Три дня, да три ночи говорили. Я рассказываю, а он смеётся, я рассказываю, он смеётся, понимаешь. Весёлый, выходит, человек… Вот. А на четвёртый день молвит, — Полюбился ты мне, Иван. Проси, что хочешь, всё исполню!
Вот, одежду мне подарил, в карманы золота насыпал, корову пожаловал.
— А есть у тебя, Иван, заветная мечта? – спрашивает.
— Есть, — говорю. – Жениться хочу, но не получается. Девки меня сторонятся.
— Иди спать, — отвечает и опять смеётся. – Утро вечера мудренее, завтра будет тебе невеста.
И, понимаешь, поутру показывает мне девицу.
— Вот тебе, Иван, как обещал. Василиса Прекрасная, краше по всей земле не сыщешь…
— Батюшки-святы, — Медведь даже привстал, — Ванюша, а ты ничего не путаешь?
— Да я сам, — Иван Дурак ударил себя в грудь кулаком, — сам оторопел. Стоит, понимаешь передо мной, дураком, краса ненаглядная. И я, значит, тоже стою.
— Подожди, молодец, — насупился Иван Царевич, — получается, что Кощей Василису Прекрасную украл, что бы за тебя замуж выдать?
— Да я же говорю, — Иван Дурак счастливо рассмеялся, — повезло мне с ним. Золото, а не человек.
— А она? Она то, согласная была? – пискнула со своего места Марья Искусница.
— А чего ж? — Иван Дурак почесал бороду. – Я и пригож, и кафтан новый. Порты, понимаешь, сапоги, шапка на меху…
— И ты, получается, женился – задумчиво сказал Царевич.
— Поесть-то нам дадут сегодня? — Иван Дурак закрутил головой по сторонам. – Про кисель, вот, говорили.
— Ты уж договаривай, Иван, — Волк неотрывно смотрел ему в глаза. – Была свадьба-то?
— Эх, братцы, — Иван Дурак виновато улыбнулся, — Матушку-покойницу я вспомнил. Как обещал ей умную девку домой привесть. Умную, понимаешь?
Тут он опять, по-детски рассмеялся.
— Как вспомню, так самому смешно. Стоит вот тут Кощей, вот тут Василиса, вот тут я. И кафтан на мне алый, порты новые, шапка на меху. Князь князем! А можно, спрашиваю, я невесту загадками попытаю?
— Зачем это тебе, Ваня? – говорит Кощей.
— Без этого нельзя, — отвечаю.
Ну, и загадываю ей про «полна горница людей», про «коса на улице», про «посредине гвоздик». И, верите, нет, она всё невпопад. То репа, то яблоко, то ещё что-то. Ничего не отгадала. Нет, говорю, не подходит мне такая девка! Ума маловато.
— И что же, Кощей? – Медведь от восторга весь подался вперёд.
— Побранил, конечно, — вздохнул Иван Дурак. – Посечь даже грозился. Но, — тут он хитро прищурился, — подарки свои не отобрал. Прочь прогнал, да и всех дел.
— А Василиса? – опять подала голос Марья.
— Домой отправил, — пожал плечами Иван Дурак. – На что она ему? Навалил ей воз парчи и жемчугов, да в путь снарядил.
— Вот так история, — Медведь потрясённо обвёл всех глазами. – Василиса Прекрасная домой едет, мы, считай, почти до Кощея дошли, а Ваня, вишь, весь в подарках. И что нам теперь делать? И киселя почему не несут? – весело завопил он.
Никто не услышал, как новый гость взошёл на крыльцо. Но Волк, сидевший лицом к двери, внезапно оттолкнулся всеми четырьмя лапами и бросился вперёд, через стол. В памяти Ивана Царевича так навсегда и осталась эта картина – тёмный силуэт в дверях, Медведь, поднимающий к пасти кружку киселя, смеющийся Иван Дурак, испуганные глаза Марьи и распластавшийся в прыжке Волк. Сверкнула вспышка и всё остановилось. Точнее застыл в своём броске Волк, так и повиснув над столом. Был виден его втянутый живот, покрытый желтоватой грязной шерстью, несколько репьёв на боку и широкий белый шрам подмышкой. Затем с грохотом упала лавка, глухо стукнула уроненная Медведем кружка, да во дворе зашлись в лае собаки. Пахнуло холодом. В дверях, презрительно глядя на застывшего в воздухе Волка, стоял седовласый витязь. Был он худ, высок и бледен. Под фиолетовым плащом матово светились серебряные доспехи дивной работы. Он окинул ледяным взглядом горницу, не говоря ни слова, стремительно вошёл и сел, поставив меж колен, широкий иззубренный меч. Иван Дурак, криво улыбаясь, поднялся из-за стола, хотел что-то сказать, но так молча и замер. Вошедший, не обращая на него внимания, пристально смотрел в глаза Ивана Царевича.
— Доложили мне, — глухо, словно сам с собой, заговорил он, — что гости незваные пожаловали.
— Это мы, — мрачно ответил Медведь. И, подумав, добавил, — корову ищем.
Кощей, по-прежнему, не отводил взгляда от Ивана Царевича. Тот встал. Неподвижное тело Волка теперь парило на уровне его груди.
— Пойдём во двор, что ли? – стараясь не дрогнуть голосом, сказал Иван Царевич. – Там нам говорить сподручнее будет.
— Что ж, вот так, очертя голову со мной бессмертным биться хочешь? – бесстрастно спросил Кощей. – На авось? А, изволь сказать, зачем это тебе? Ты же Василису Прекрасную ищешь, так я её к родителям отправил. Наградил по-царски, она и рада радёшенька.
Опустив глаза, Кощей задумался.
— Я так понимаю, — снова заговорил он, — если бы ты у меня её отбил, то и совесть была бы чиста. Спас девицу, обменял на молодильные яблоки, честь тебе и хвала. Теперь же, словно татю какому, придётся её из дома родительского красть. Не красит это добра молодца.
— А я знаю, как поступить, — подал голос Медведь, — мы, как будто…
Тут он осёкся, поняв, что влез не к месту.
— Что ж, Иван Царевич, — Кощей чуть улыбнулся, — думай сам. С друзьями, — он кивнул на Медведя, — посоветуйся. А я за твоими делами-подвигами издали погляжу. Сможешь ли честь богатырскую не посрамить.
Сказав это, он легко поднялся на ноги, вмиг оказался у двери и вышел вон. Как только дверь за ним захлопнулась, Волк, с грохотом, рухнул на стол. Правда, это был уже не Волк. Среди черепков посуды, на четвереньках стоял молодец в синем кафтане.
— Булат Богатырь, — всплеснула руками Марья Искусница…
На развилке расстались с Иваном Дураком. Он долго прощался с каждым из друзей, доверчиво заглядывая в глаза, и винился, «ежели, что не так было».
— Говорят, что всем дуракам везёт, — рассуждал вслух Медведь, поминутно оглядываясь назад, на всё удаляющуюся фигурку в красном кафтане. – А мне, вот, кажется, что не всем. Или ненадолго. Женится наш Ваня на какой-нибудь змее, и поминай его везение, как звали.
— Ну и что, — Марья Искусница ехала верхом на Медведе. – Кончится одно, придёт новое. А, как думаешь, Булат Богатырь тоже от нас теперь уйдёт?
Медведь посмотрел на идущих впереди Ивана Царевича с Булатом и хмыкнул.
— Нет, Марьюшка. Он поклялся нашему Царевичу службу сослужить. А слово богатырское твёрже, — он задумался, подбирая слово, и радостно закончил, — булата! Он же, бродяга, когда волком был, что удумал! Пока Иван Царевич спал, подкрался, да и сожрал его коня. Косточки одни оставил.
— Коня?
— Да и я дивлюсь. Ну, полконя я бы, положим, съел. С голодухи, может быть и поболе. Но, вот, цельного! Так и вижу, просыпается Царевич, а перед ним вместо коня шар мохнатый, — Медведь зашёлся от смеха, и Марья крепче вцепилась в него, — и из шара четыре волчьи лапы торчат! И глаза блестят, — смех уже душил его, — сытые-сытые!
— Ну, тебя, — прыснула Марья. – Всё б скоморошничать, да потешаться.
— Булат Меховой Пузырь, — простонал в упоении Медведь.
— Да замолчи ж ты, услышит, — заколотила его по спине Марья…
Первые шаги давались Булату нелегко, он, то заваливался назад, то кренился вперёд, зато теперь, после нескольких часов пути, походка выровнялась, и богатырь легко подстроился под ровный шаг Ивана Царевича.
— Пора, вижу, рассказать, — начал он, — как со мной эта напасть волчья приключилась.
— Что ж, расскажи, да только неволить тебя не хочу, — ответил Иван Царевич.
— Чего уж теперь, — вздохнул тот. И помолчав, продолжил. – Дворец Кощеев, о котором Ваня рассказывал, прежде моим был. И земля эта, и лес. — Булат невесело усмехнулся. – Но, понесла меня раз нелёгкая на войну. Собрал я дружину, сели на коней и воротились только через год. Подъезжаем ко дворцу, а нас никто не встречает. Вокруг ни души, тишина, даже собаки не лают. Тут ворота, словно сами по себе, распахиваются. Смотрим, стоит витязь весь в чёрном.
— Уезжайте, — говорит, — люди ратные по добру, по здорову. Всё вокруг здесь теперь моё, Кощеево…
Булат Богатырь надолго замолчал, уставившись невидящим взглядом вперёд.
— Эх, знать бы тогда силу его, не потерял бы витязей своих. Налетели мы, как коршуны на ворона, да все и полегли. А я лишь поутру весь в крови очнулся, да и в лес, как пёс уполз, раны зализывать. И, видишь, не приняла меня сыра земля, жив остался. А толку то что? Куда идти прикажешь, как людям в глаза смотреть? Вот и стал я по лесам бродить, да у встречной нечисти выпытывать, как с Кощеем совладать можно, где смертушка его прячется. И нашёл. Здесь в лесах стоит дуб столетний, а в ветвях его на цепи сундук хрустальный подвешен. Как прознал я про это, бросился тот дуб искать и нашёл. Стоит посреди поляны великан в три обхвата, а в листве сундук мерцает, да цепь позвякивает. Ну, думаю, Кощей, теперь мой черёд настал. Вынул я меч и давай дуб сечь, рубить, только щепки в разные стороны полетели. Раз ударил, второй, третий. Чувствую, смотрит на меня кто то. Обернулся, гляжу, Кощей за моей спиной стоит, ухмыляется.
— Неужто, — говорит, — ты, Булат Богатырь, думал, что я за смертью своей не приглядываю? Что оставил её без присмотра?
Понял я, что пропал, но не пристало витязю на коленях жизнь выпрашивать. Перехватил я меч половчее, плащ скинул, а Кощей и молвит.
— Вижу, что не смиришь ты никак, всё волком на меня смотришь. А раз так, то и стань волком лесным.
И с тех пор я уже зверем диким по лесам бродил, да от бессилия на луну выл. Думал, так и издохну, не отомстив, пока тебя не встретил.
— Ну, — улыбнулся Иван Царевич, — ты, положим, не меня, а коня моего первым приметил.
— Да, уж, прости, — насупился Булат Богатырь. – Не о себе тогда думал, о детишках голодных.
— Каких детишках? – изумился Иван Царевич.
— Дело такое, — покраснел богатырь, — с волчицей я тут сошёлся. Семья у меня, дети. – Он просиял лицом, — хорошие такие, лобастые…
Когда до дома Василисы Прекрасной остался день пути, решено было купить коней. К удивлению Ивана Царевича, они настолько спокойно отнеслись к Медведю, что хоть сажай его в седло. Тот же радовался, как дитя и, не ведая усталости, балагурил.
— Эх, скотинка для меня жидковата, — похлопывал он жеребца по тёплому боку. – А так бы, взять в одну лапу плеть, в другую факел, ворваться ночью во двор к девке, да, как заорать: «На колени! Всех запорю!». Потом, хвать вашу Василису за косу, через седло и поминай как звали. А, что, витязи? Купите мне конька помогутнее. С медведя и взятки гладки, воруй девиц, не хочу, – и он воинственно сдвигал котелок на затылок.
Конь Булата Богатыря долго не подпускал его к себе, хрипел и вставал на дыбы.
— Видно весь насквозь я волчьим духом пропах, — так горько сказал молодец, что Медведь, приготовившийся позубоскалить, прикусил язык.
— Мы с Булатом вперёд поскачем, — Иван Царевич был хмур и задумчив, — а вы, идите не спеша. Вернёмся, тогда и решим, как дальше поступим.
Марья, хотя ей и страсть, как хотелось взглянуть на Василису Прекрасную, согласно покивала. Медведь же насупился и, деланно обижено, забубнил, — А вот я бы пригодился, так пригодился. И за словом в карман не лезу, и в пиру неутомим, и собой пригож. Не сыскать, как я договорщика…
До дома Василисы добрались ещё засветло. Ворота, словно их уже давно ждали, были гостеприимно распахнуты, а во дворе стоял кряжистый пегобородый мужик с радушной улыбкой.
— Никак сваты пожаловали, — благожелательно загудел он, беря под уздцы коней.
— Али уже прослышали о нас? – подивился Иван Царевич.
— А к нам добры молодцы по иной нужде не захаживают, — хитро прищурился хозяин. И озабоченно выглянул за ворота, — А где же подарки жениховские? Неужто, свататься, да без даров родителям?
— Дай срок, батюшка, — похлопал его по плечу Булат Богатырь. – Подношения твои следом едут. Поотстали.
— Кто там, папенька? – словно серебряный колокольчик, зазвенел девичий голос, и на крыльцо вышла Василиса Прекрасная.
«Во лбу солнышко ясное, на затылке месяц, по бокам звёзды» вспомнилось Ивану Царевичу…
В лесок, где ждали Медведь с Марьей Искусницей, Булат Богатырь вошёл, ведя в поводу обоих коней. Иван Царевич ехал верхом, раскачиваясь и глупо ухмыляясь.
— У кого-то я недавно видел такую же улыбку, — вышел им навстречу Медведь. – Только тот был весь в красном и с коровой.
— Взглянул на неё и как от вина опьянел, — Булат Богатырь покачал головой. – Сам в седло сесть не мог, всё в стремя не попадал.
— Давай-ка я тебя, добрый молодец, ссажу, — захлопотал Медведь, стаскивая Ивана Царевича с коня. – Марьюшка поесть сготовит, а ты нам о Василисе Прекрасной поведуешь.
— Поедем к ней… Хоть одним глазком… Лебедь белая… Во лбу солнышко, — Иван Царевич схватился за седло, но Медведь крепко облапил его сзади.
— Сейчас отобедаем, — как будто говоря с малым дитём, заворковал он, — и опять к девице. Посидим, отдохнём, умоемся и поскачем. – И, на ухо Марье Искуснице, — Быстро корешок ему или травку какую сготовь, что б напасть эту снять.
— Не знаю я, Миша, таких снадобий, — зашарила она в сумке. – Может быть сон-траву?
— Давай-давай, золотко моё, свою траву, — Медведь насильно усадил Ивана Царевича у костерка.
Когда тот, выпив отвара, уснул с блаженной улыбкой на лице, все облегчённо вздохнули.
— И что ж это, за красота неописуемая там живёт? – Медведь хохотнул.
— Не врёт молва, — пожал плечами Булат Богатырь, — девица и впрямь, раскрасавица. Царевич наш только её увидел, сразу разум и потерял. Отцу её пять возов добра наобещал, шелков-парчи, вин заморских, да птиц райских.
— А она? – Марья Искусница слушала, раскрыв рот.
— Что ж, и она всё на него смотрела. Поди, не каждый день царевичи в такую глухомань наведываются.
— Добрая новость, — потёр лапы Медведь. – Одна незадача, как её батюшку ублажить. Где у нас парча с коврами, где яхонты с рубинами? – закрутил он головой.
И обмер. Рядом со спящим Иваном Царевичем стоял Кощей.
— Вижу, не под силу вам такую загадку разгадать, — он презрительно усмехнулся. – Остаётся одно, силой девицу из родительского дома взять, либо тайком выкрасть. А к кому батюшка за защитой от воров кинется, кого молить о справедливости станет? Меня, своего благодетеля. Ну, а я вас изловлю, и судить буду. Судом честным, да праведным. По землям граничным гонцов разошлю, пусть все знают, что Кощей и простого человека в обиду не даст, и татя накажет.
Он помолчал, словно что-то обдумывая.
— А, ведь, можете царевичу помочь и имя его не посрамить. Идите ко мне на службу, я же, вмиг, приданое соберу, и честь по чести Иван свою Василису получит.
Булат Богатырь так сжал рукоять меча, что кровь чуть не брызнула из-под ногтей.
— Негоже нам, тебе нечистому, служить, негоже и речи твои ядовитые слушать. А, придёт время, сами наведаемся, там и посмотрим, кто кого судить, да наказывать станет.
— Вот за что люблю богатырей, — вздохнул Медведь, когда Кощей исчез, — Большие вы мастера врагов подразнить.
— Тише вы, — зашептала Марья, — Иван Царевич просыпается.
— Ах, какой сон! И надо же такому пригрезиться, — Медведь всплеснул лапами. – Но, сдаётся мне, что неспроста он тебе привиделся. Это чую, — он помолчал, — вещий сон!
— Думаешь, и вправду, так хороша Василисушка? – затаил дыхание Иван Царевич.
— Это уж нам не ведомо, а вот, про подарки родителям — Медведь поднял лапу вверх, — тебе верный знак подан. Надо дары богатые, дары царские сыскать. Тогда всё и заладится.
— А давайте, всё же в дом к ней наведаемся, — Иван Царевич встал и направился к коню. – Мы с Булатом мигом обернёмся.
— Уж прости, — впервые запротивился богатырь, — но, думаю, что не след нам без подарков туда соваться.
— Вещих снов слушаться надобно, — серьёзно покивала Марья Искусница. – Пять возов добра ты посулил? Вот их искать и отправимся.
Медведь, тем временем, нахлобучил на голову котелок и, всем своим видом выражал готовность двинуться в путь.
— Живёт, мне сказывали, тут одна старуха, — загадочно начал он, направляясь в чащу. – Древняя совсем, но, — Медведь загадочно улыбнулся, — дюже бойкая до добрых молодцев.
— Это как? – догнал его Иван Царевич. – Чего ж ей от них надобно?
— Мясом она человечьим себя тешит, — подал голос Булат Богатырь. – Встречал я её, когда волком скитался.
— Людей ест? – изумилась Марья Искусница.
— Вместе с конём сожрать может, — Медведь подмигнул Марье. – Однако, если с умом к ней подойти, то много пользы поиметь можно будет. Старуха-то здесь тысячу лет, поди, живёт. Всё знает, всё ведает. Только уж говорить первым сам с ней стану. А то ты, Иван Царевич, вона, к Василисе уже съездил.
— Так, то ж во сне, — смутился тот.
— А я про него и говорю, — спохватился Медведь. – Но, ежели б в простом, так это одно дело, а ты в вещем сне чуть всё не испортил!
Любо дорого было смотреть, как Медведь ведёт свой небольшой отряд. Он совсем перестал балагурить, бесшумно скользя меж стволами деревьев. Иногда он замирал, поднимая вверх лапу, и все послушно останавливались; иногда подолгу изучал кору деревьев, пробовал на вкус упавшие листья. Наконец, Медведь облегчённо вздохнул и сел, привалившись спиной к сосне.
— Рядышком совсем, — загадочно зашептал он. – Ты, Булат Богатырь, с Марьюшкой здесь останетесь. Дальше вам, сами понимаете, никак нельзя. Мы же, с Царевичем, сами вперёд пойдём. Ох, и жуткое местечко, аж вся шкура зудит. – Медведь встряхнулся и крадучись пошёл вперёд.
Когда за деревьями показалась залитая солнцем поляна, он положил лапу на плечо Ивану Царевичу.
— Видишь, вон там избушечка притулилась? Это оно самое логово и есть. Схоронись здесь, — Медведь указал на поваленный ствол дерева, — и наблюдай. Я же пойду с бабкой говорить. Как свистну два раза, смело выходи, значит, опасности нет. А свистну три, не обессудь, спеши ко мне на выручку. Ну, — он обнял Ивана Царевича, и дрогнувшим голосом закончил, — если что, не поминай лихом.
Он выпрямился, смахнул набежавшую слезу и двинулся на поляну. Иван Царевич, стараясь не ступить на сухую ветку, осторожно присел, следя за удаляющимся Медведем. Тот вышел из-за деревьев, поклонился на четыре стороны и зычно выкрикнул, — Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом.
Избушка не шелохнулась. Тогда Медведь подошёл ближе и ещё громче заорал. Затем опять поклонился и снова попросил её повернуться, но в его голосе уже звучала просьба. Он повернулся к избушке спиной, постоял немного и, быстро обернувшись, вновь выкрикнул заклинание. Увы, всё было напрасно.
— Твой Медведь-то? – рядом с Иваном Царевичем сидела древняя старуха и, прищурившись, следила за происходящим на поляне.
— Мой, бабушка, — виновато улыбнулся он.
— И чего ж ему от избушки моей надобно? – досадливо поморщилась Баба Яга.
— Пришли тебя о помощи просить, али совет какой получить, — молвил Иван Царевич и, вдруг, замолчал.
Он внезапно увидел себя со стороны. Огромный, плечистый, в сверкающей кольчуге царевич пришёл просить у древней лесной старухи, какие-то неведомые сокровища. Да не просто пришёл, а взял себе в товарищи скомороха Медведя, кривляющегося сейчас перед её убогой избушкой. Прав, ох прав был проклятый Кощей, вот и начал он срамить честь свою богатырскую.
— Прости бабушка, видно разум мой совсем помутился, — покраснел Царевич лицом. – Не держи на нас зла и отпусти с миром.
Баба Яга, удивлённо повернулась, и уставилась на его пылающее от стыда лицо.
— Ты, добрый молодец, раз уж забрался ко мне в такую даль, не спеши убегать. Посиди, да расскажи, что за боль тебя гложет.
Иван Царевич глянул на поляну, на которой Медведь устало ругал избушку, грозя ей кулаком, посмотрел во внимательные, желтоватые глаза Бабы Яги, махнул рукой и, словно, бросаясь в омут, заговорил.
— Матушка моя умерла, я ещё совсем ребёнком был, и нет у меня на земле человека любимее, чем мой батюшка…
Старуха, слушая, покачивала головой, иногда, словно одобряя, а, иногда и укоризненно, но не перебивала. Когда рассказ дошёл до встречи с Иваном Дураком, тихо ступая, подошли Булат Богатырь с Марьей Искусницей. Баба Яга приложила скрюченный палец к губам и помахала рукой, что бы они сели рядышком. Медведь, тем временем, уже осип и молча, швырялся кусками дёрна в избушку. А Иван Царевич всё рассказывал и рассказывал. Услышав о вещем сне, Баба Яга, улыбнулась, и посмотрела на Булата с Марьей. Богатырь досадливо хмыкнув, отвернулся, а Марья зарделась.
-… вот так я здесь и оказался. А, зачем, и сам не знаю, — невесело закончил Иван Царевич.
Все молчали. Старуха, сплетя пальцы на клюке, прикрыла глаза, и, сидела не двигаясь. Мыча и, одновременно, показывая то на горло, то на избушку, появился Медведь. Увидел Бабу Ягу, друзей, сидящих подле неё, и остолбенел, вытаращив глаза.
— Помогу, — вдруг, сказал старуха, и озорно посмотрела на Ивана Царевича. – Раз ты мне всё без утайки поведал, так и я, тогда, возьму, и помогу…
Выйдя на поляну, Баба Яга ласково пропела, — Избушечка, избушечка, повернись к лесу задом, ко мне передом.
Изба покачнулась и, чуть отступив от деревьев, развернулась, открывая взору дверь.
— Ах, я олух, — застонал Медведь. – не избушка, а избушечка!
Старуха, тем временем, скрылась в доме и вскоре появилась с берестяным туеском в руках.
— Девчонка-то у вас совсем поизносилась, — попеняла она Булату Богатырю, и вынула дивной красоты черное платье с красной каймой. – Накось, внученька, зайди в избушку, примерь.
Затем она отправила Медведя на ручей за водой, Булата в лес — привести коней и цепко взяла Ивана Царевича за локоть.
— Вот, добрый молодец, как обещала, — на ладони у неё лежал шитый бисером шёлковый платок. – Вещица, сам понимаешь, не простая, а волшебная. Загадаешь желание, взмахнёшь им, оно и исполнится. Ты за Василису дары богатые обещал, вот их и загадывай. Дальше слушай. Захочешь желание своё отменить, опять платком махни – всё и исчезнет.
— Зачем же подаркам то исчезать? – растерялся Иван Царевич. – Это обман выйдет.
— Ты не спеши, а просто запомни. Мало ли что в жизни бывает, — Баба Яга хитро прищурилась. – И вот ещё, что. Будет у тебя только три желания, а затем платок сам ко мне вернётся, тут уж не взыщи.
— Не знаю, как и благодарить тебя, бабушка, — поклонился ей в пояс Иван Царевич. – Навек я твой должник, и коли случится нужда какая, знай, с края света к тебе приеду и помогу.
— Эх, царевич, — вздохнула Баба Яга, — какая у меня, старухи, нужда. Это у тебя забот полон рот, только успевай, поворачивайся. – Она отвернулась и всплеснула руками, — Неужто это ты, девонька?
На пороге избушки стояла, щурясь от солнца, Марья Искусница в подаренном Ягой платье. Иван Царевич, привыкший видеть её в старой льняной рубахе до пят, сначала даже не понял, кто это перед ним.
— Ещё от силы пяток годков, — засипел Медведь, вернувшийся с котелком воды, — и отбоя от женихов не будет. Эка красота-то пастушком прикидывалась!
Когда до дома Василисы Прекрасной оставалось несколько сот шагов, Иван Царевич достал платок Бабы Яги, взмахнул им, и тотчас же перед ними предстали пять возов, груженых узлами, да сундуками. Булат Богатырь приподнял крышку одного из них, и драгоценные каменья засверкали, переливаясь в солнечных лучах.
— Надо будет Медведя и Марью с собой взять, — окинул взглядом спутников Иван Царевич. – Вдвоём тут не управиться. С двумя возами я пойду, с двумя ты, Марьюшке один, а Медведь пусть коней наших ведёт.
— Ты, вот что, — Булат Богатырь старался не смотреть в глаза. – про сон-то вещий… Не привиделось это тебе, уж прости нас.
— Не кручинься, богатырь, — Иван Царевич положил ему руку на плечо, — мне Яга всё рассказала. Спасибо, что не послушались меня.
Медведь, сообразив, что зла на них не держат, немедленно заявил, что идёт первым, и потребовал ему не мешать…
Подошли к воротам. Булат Богатырь хотел было постучать, но Медведь опередил его. Он навалился обеими лапами на створки, и, распахивая их, заблажил,
— И-эх, а у кого тут товар красный имеется? А, встречайте, люди добрые, сватов-женихов! – И запел, приплясывая, —
Воротечки отворяй,
Восреди двора встречай,
Восреди двора встречай,
Да за рученьки примай!
В доме забегали, захлопали двери.
— Бояре, а мы к вам пришли, — отплясывал во дворе Медведь, выбрасывая поочерёдно, то правую, то левую лапу. Затем он пустился вприсядку, голося что-то про невесту лебёдушку и жениха сокола. Слов было не разобрать, но шума Медведь наделал изрядно.
— А, накрывай народ столы дубовые, пировать начнём, свадьбу праздновать!
Задыхаясь, он грохнулся на ступенях крыльца, прямо у ног перепуганных родителей Василисы Прекрасной.
Булат Богатырь вышел на середину двора, снял шапку и отвесил поясной поклон.
— Встречайте жениха, люди добрые. Не с пустыми руками он пришёл, а с подарочками. С дарами богатыми, да от Ивана свет Царевича.
Мать с отцом, чинно поклонились сначала свату, затем жениху и, степенно, стараясь не запнуться о Медведя, сошли с крыльца. Не спеша открыли сундук-другой, полюбовались мехами, бархатом рытым, парчой золотою.
— Что ж, гости дорогие, — отец уважительно обвёл глазами дары, — как таким сватам отказать.
— Никак не откажешь! — в дверях дома возник довольный Медведь, одной лапой, поддерживая под локоть Василису Прекрасную, другой, сжимая кувшин с брагой. – Люб тебе, солнышко, царевич наш?
Василиса покраснела, как маков цвет и закрыла лицо рукавом.
— Благословляй молодых, отче, — заорал Медведь, — тут, вижу, дело решённое! Ах, голубки какие, сердце поёт, — и он основательно приложился к кувшину.
Сейчас, седлая коня, Иван Царевич пытался вспомнить вчерашний день, но всё так перемешалось, что перед глазами всплывали только какие-то обрывки. Смеющийся Булат Богатырь, пляшущая с Медведем под руку Марья в новом платье, бородатые лица гостей, поющие подружки невесты, чьи-то завистливые глаза, опять Медведь, обнимающий плачущую мать Василисы. Один раз ему даже показалось, что в конце стола сидит седовласый витязь с надменным взглядом…
— Женился я, — сказал он сам себе и улыбнулся. – И нет её краше на всём белом свете.
Из-за угла дома появился всклокоченный Медведь, и горячо зашептал в ухо, обдавая запахом браги и редьки, — Не по-людски поступаем. Дня три, четыре гулять полагается. Столы то ломятся! Что гости подумают?
— Недосуг нам, Миша, — потрепал Медведя по загривку Иван Царевич. – А вернёмся домой, такой пир закатим, что народ песни сложат.
— Эх, царевич, царевич, — тот только махнул лапой.
На крыльцо вышли Марья Искусница с корзиной и Василиса Прекрасная в дорожном платье. Отец подвёл ей коня и, помог сесть в седло.
— Дело-то, какое, зятюшка, — он насупился и исподлобья глянул на Ивана Царевича. – Уж не взыщи, что подарки с тебя потребовали. А как нам ещё вызнать, что за жених пожаловал? Теперь же, не взыщи, и забирай их обратно. Не надобны нам на старости лет ни шелка, ни жемчуга, ни птицы райские, а тебе, глядишь, сгодятся.
— Затейник, ты, батюшка, однако, — усмехнулся Булат Богатырь.
— Уж не гневайтесь на старика отца, — поклонился тот и отошёл.
Мать Василисы заплакала, гости запели прощальную, Медведь, махнув «стременную», распахнул ворота, и отряд двинулся в путь.
Въехав в лес, Иван Царевич остановил коня, достал платок бабы Яги и взмахнул им. Все пять возов родительских подарков исчезли, словно их и не было вовсе.
— Ни к чему нам колдовское добро, — ласково улыбнулся он Василисе. – Да и в дороге одна помеха.
— Там! – заорал Медведь, показывая на место, где только что стоял воз. – Назад! Вертай назад, Царевич! Там под дерюжкой, — он растеряно обвёл всех глазами – полбарана припрятано. Я в дорожку… полбарана. Верните, а?
— Не тужи, толстопятый, — Марья дёрнула его за ухо, — нам Василиса пирогов медовых напекла.
— Пирожки, — расплылся в улыбке Медведь…
Булат Богатырь остановился и, вглядываясь, привстал в стременах.
— Друга, аль врага видишь? — подъехал к нему Иван Царевич.
— Вон, там, — вытянул руку богатырь.
Вдали, на холме, поднимавшемся над лесом, темнела фигура одинокого всадника. Налетевший порыв ветра откинул его плащ, и серебряные доспехи матово загорелись на солнце.
— Кощей, — испуганно прошептала Василиса Прекрасная.
— Здесь граница его земель, — кивнул на холм Булат Богатырь. – Видно, прощается с нами.
Ещё мгновение всадник стоял неподвижно, глядя на друзей, затем развернул коня и исчез.
— Дай срок, — глухо сказал Булат, — ещё повидаемся.
Молча тронулись дальше. Каждый думал о своём.
— Миш, — Марья ехавшая верхом на Медведе, тронула его за загривок. – А, неужто, мы едем Василису на яблоки молодильные менять?
— Может и так, — беспечно ответил тот. – Поменяем, затем царевич наколдует самоцветов с жемчугами, да и выкупим её. Дело-то нехитрое, привычное.
— Ну тебя, — стукнула его пятками в бока Марья. Легко спрыгнула на землю и побежала вперёд, догонять Булата Богатыря. Тот, увидев её, перегнулся с коня и, подхватив, посадил в седло впереди себя.
— Булатушка, а куда мы сейчас путь держим?
— Знамо куда, за молодильными яблоками.
— И Василису за них отдадим?
Булат Богатырь оглянулся, посмотрел на едущих рядом Ивана Царевича и Василису Прекрасную.
— Не знаю. Думаю, он скорее жизнь за неё отдаст, чем такое случится.
— А, разве нельзя, — Марья наморщила лоб, — махнуть яговским платком, да и потребовать эти яблоки?
— Нельзя, — вздохнул Булат. – Яблоки то, волшебные. Их другим колдовством не взять. Было б можно, пал бы я в ножки царевичу, да вымолил жизнь кощееву. Эх, никак нельзя.
— Стойте, — встал, принюхиваясь, на задние лапы Медведь. – Чуете?
— Кажется, дымком тянет, — повёл головой Иван Царевич.
— Дымком, — передразнил его Медведь. – Грибной супчик на косточке варят. И, что б я сдох, — он потянул носом, — кажется, супец-то выкипает!
Из котла, висящего над костром, валил пар, а близ огня, скинув красные сафьяновые сапоги, спал добрый молодец в красном же кафтане. Время от времени он улыбался во сне и тогда, лицо его приобретало какое-то, совсем детское выражение. Иван Царевич присел подле спящего и легко потряс за плечо. Тот открыл глаза, приподнялся на локте и, сонно моргая, потряс головой.
— Али забыл уже нас? – подмигнул ему Медведь. Он стащил с головы котелок и зачерпнул им добрую треть кипящего супа.
— Знакомцы, — глаза Ивана Дурака радостно расширились. Он вскочил, хотел надеть сапоги, сделал шаг к ним, передумал и боком, неловко, поклонился. – Здрав будь, Иван Царевич. И ты, Миша, здравствуй. О! – радостно ткнул пальцем в Булата Богатыря, — тебя ж Кощей из волка в человека превратил. Как живёшь, здравствуешь? В лес-то не тянет?
— Не тянет, обвык уже, — улыбнулся Булат Богатырь.
— И вам здравствовать, красны девицы, — чинно поклонился Иван Дурак.
— Не признаёшь девонек-то наших? – не отрываясь от котелка, лукаво спросил Медведь. – Ты же с ними, поди, встречался уже.
— Пастушок? – Иван испугано вгляделся в Марью Искусницу. – Расцвела! Неужто, тоже кощеевы чары?
— Нет, Ванюша, — Медведь в упоении от Ивановой растерянности, отставил свой суп. – Баба Яга девоньку нашу околдовала. Подарила бедняге платье, а она возьми, да и примерь его.
— Ах, чудо-то, какое, — покивал Иван.
— И меня не признаёшь? – сделала шаг к нему Василиса Прекрасная.
— Ох, ты! – хлопнул себя по бокам Иван Дурак. – То-то я гляжу. Всё мужа себе, поди, ищешь? Не помог Кощей-то?
— Помог, Ваня, — обнял за плечи Василису Иван Царевич. – Моя она теперь.
— Свят, свят, свят, — отступил назад Иван Дурак. – Ты уж прости, что я тогда про неё наговорил, — он задумался и просиял. – Но тебе-то, понимаешь, любую за себя брать можно. Ума-то, палата!
— Ну, посмотрите, — обрадовался Медведь, — всех признал, всех приветил. А теперь, поведай нам, дружок, как ты сам-то здесь оказался?
— Да тут рассказ нехитрый, — Иван, наконец, сел и принялся натягивать сапоги. – Расстался я с вами, понимаешь, и прямиком в свою деревню. Шёл, шёл, да только к ночи добрался. Подхожу к своей избе, чувствую, что-то не так. Открыл дверь, а там, — он помолчал, — полон дом народа. Спят, понимаешь, по всем лавкам.
— Кто такие? – спрашиваю.
Оказалось, пока я корову искал, да с Кощеем бражничал, дом у нашего кузнеца сгорел. Вот он, понимаешь, и перебрался всей семьёй ко мне. Народ-то решил, что сгинул я в лесах. Не ждали, одним словом. Тут, понимаешь, начинают они узлы-пожитки собирать, и детей одевать, – Иван виновато ухмыльнулся. – Махнул я рукой, да и сказал, что б оставались. Ну а сам, понимаешь, в стогу переночевал и пошёл, как говорится, счастье искать.
— А у тебя же корова ещё была, — вспомнила Марья Искусница.
— Кузнецу отдал. Как детишкам без молока-то?
На развилке Булат Богатырь остановил коня и подождал остальных.
— Места, вроде бы, знакомые, а в какую нам сторону никак не вспомню, — сказал он подъехавшему Ивану Царевичу.
— Да, нешто, забыл? Дева одна тут рядышком живёт, славно блох у волков морит, — засмеялся тот.
— Ах, ты, забыл! Проведаем, али дальше поедем? До яблок-то рукой подать, да и поспешать надобно.
— Проведаем, Булат. Есть у меня одна задумка, верю, что Марья Моревна с батюшкой нам и помогут.
— Привал? – Василиса Прекрасная сидела на коне вместе с Марьей Искусницей. – Пора и отдохнуть, гляньте, наш Ваня еле ноги переставляет.
Иван Дурак договорившийся с Медведем, ездить друг на друге по очереди, потный и красный, шатаясь, дошёл до них и обессилено повалился наземь.
— Упорный он! – оправдываясь, немедленно заявил Медведь. – Я ж говорю, мол, отдохни, я же крупный. А он, мол, уговор дороже денег. Вот, люблю я таких! – И обращаясь к лежащему Ивану Дураку, — Вставай, Ваня, теперь моя очередь тебя везти…
У дома Марьи Моревны, мужик в синей рубахе чинил забор. Заметив наших друзей, он ни мало не удивился, а сняв шапку, поклонился и отворил ворота.
— Почёт и уважение дорогим гостям, — поприветствовал он. – Ко мне пожаловали, али к дочери?
— Ко мне, батюшка, — Марья Моревна, чинно спустилась с высокого крыльца. – Смотрю, много ты друзей собрал, Иван Царевич. А где ж Волчёк твой? Иль на медведя сменял7 – улыбнулась она.
— Нет больше Волка, — слез с коня Иван Царевич. – Ты с новыми другами познакомься. Вот Василисушка, жена моя. Булат Богатырь, славный воин. Марья Искусница, ростом малая, да умением великая. Медведь Балагур и Иван Вдовий Сын.
— Чего это я Вдовий Сын? – зашептал Иван Дурак на ухо Медведю.
— Тише ты, — цыкнул тот. – Звучит красиво, а, главное, жалостно. Девкам так больше нравится.
— Каким девкам? – заинтересовался Иван.
— Да замолчи, наконец, — зашипел Медведь, — царевич знает, что говорит.
Батюшка Бова Травник, тем временем уже баньку затопил, и стол во двор вынес. Молодцы пошли на реку коней поить-купать, а девы с Медведем угощением занялись…
Разбудил Ивана Царевича медвежий рёв и смех Василисы. Он ещё немного полежал в охапках свежего сена, потянулся и приподнялся на локте. Рядом, беззвучно спал Булат Богатырь. Оказалось, что кроме них на сеновале уже никого не было. Сквозь щели в крыше пробивались солнечные лучи, освещая, развешанные на стенах пучки сушёных трав и кореньев. Надев сапоги, Иван Царевич легко соскользнул на землю и вышел во двор. Привалившись спиной к колодцу на земле сидел Медведь, а Василиса Прекрасная втирала ему в морду мазь из маленькой плошки.
— Терпи, косолапый, — смеялась девица, — Бова обещал, что поможет.
Медведь стонал, охал и иногда, даже, явно притворно, начинал реветь.
— Медку хотел к завтраку, — заметил он Ивана Царевича. – Тут пасека рядом, ну я и навестил. Так, чуть голову не сложил за миску мёда! Убийцы здесь живут, а не пчёлы.
— А где остальные? — улыбнулся Иван Царевич Василисе.
— Иван с Бовой забор ставят, Марья на луг за травами ушла, а Моревна в доме хлопочет.
Из-за угла дома появился Иван Дурак. Был он бос, в одной рубахе и портах, а на каждом плече нёс по огромному сосновому бревну.
— Ах, богатырь, какого богатыря нам бог послал, — поспешал за ним Бова Травник. – Здесь складывай и сядь, отдохни, сердечный.
Иван остановился и, облегчённо, сбросил брёвна наземь. Лицо его было красно и мокро, но совершенно счастливо.
— Не покусай Мишу пчёлы, дело б веселее пошло. Жаль беднягу-то.
Медведь, услышав, притворно заохал и прикрыл глаза.
Из дома, с кувшином в руках, вышла Марья Моревна.
— Испейте пока молочка, работнички, — ласково посмотрела она на Ивана. – Сейчас Марьюшка вернётся, и завтракать сядем. Тот осторожно принял кувшин двумя руками и в один присест выпил. Бова Травник довольно крякнул и весело подмигнул дочери.
— Завтракать, завтракать, — засуетился Медведь, вставая. – Вон и девчонка наша бежит…
После завтрака принялись неторопливо собираться в путь.
— Ты уж не гневайся, Иван Царевич, — Бова Травник, просительно заглянул ему в глаза. – Я насчёт Ивана Вдовьего Сына. Тут, я вижу, дело-то какое… Вот ты с Булатом по всем повадкам витязи, да воины, а Ванюша, сдаётся мне, к другой работе приучен. Наш он, деревенский. Али простишь себе, коли такой молодец голову в поле сложит?
— Так ведь, нет у него ни дома, ни семьи, — сделал вид, что задумался Иван царевич. – Вот, найдём ему пристанище, там пусть и живёт.
— Зачем же искать-то? – заволновался Травник. – Пусть у нас с Марьей и живёт. Дом большой, места хватит, да и дочь у меня, — он хитро прищурился, — на выданье.
— А что, дело говоришь, — согласился царевич, — поговорю с ним. Но, давай так, услуга за услугу. Боюсь, что путь нас впереди ждёт нелёгкий, да опасный. Не приютишь ли, заодно, и Марьюшку нашу? Случись с ней что в походе, век себе не прощу.
— По рукам, — обрадовался Травник…
На предложение остаться Иван Дурак согласился сразу же.
— Мне тут по сердцу, — важно покивал он головой. – Вот, поставим забор, потом я обещался с крышей помочь, да ещё дрова на зиму, да сена накосить. Тут, только поворачивайся. – Затем помедлил и спросил, краснея, — А этого Бова хочет или Моревна?
— Оба просили, — улыбнувшись, ответил Иван Царевич. – Но, она особенно.
Марья же Искусница надулась и наотрез отказалась расставаться.
— А кто вас лечить станет? Кто блох Медведю выведет? Кто обед приготовит? – загибала она пальцы. – Вот помогу с молодильными яблоками и сама уйду от вас, куда глаза глядят.
— Послушай, — уговаривал её Булат Богатырь, — путешествие, считай, закончилось и пришло время разделиться. Не расстаться, — он поднял палец, — а разделиться. Не можем же мы бросить Ивана Дурака, надо, что бы кто-то за ним приглядел. А весной мы за тобой вернёмся. Захочешь, уйдёшь с нами, нет, так, останешься.
Но Марья Искусница всё равно расплакалась и не пошла их провожать.
Иван Дурак помог Василисе Прекрасной сесть в седло и, смущаясь, предложил, — А хочешь, я тебе все ответы к загадкам открою. Помнишь, у Кощея загадывал про «полна горница людей», про «коса на улице»?
— Спасибо, Ваня, но, сейчас уж недосуг. Приезжай к нам зимой в гости, там и поведаешь, — рассмеялась она.
Ивану Царевичу Бова Травник вручил мешочек с порошком.
— Захочешь от погони уйти, — тихо говорил он, — посыпь свой след, ни одна собака не учует.
— От какой такой погони? – вроде, как удивился молодец.
— Да уж не знаю, но думаю, что пригодится, — хитро подмигнул Травник.
Медведь же прощался с каждым подолгу. Обнял и приподнял Ивана Дурака, получил от Марьи Моревны огромную корзину снеди, долго тряс руку Бове, хотел подарить на память Марье Искуснице свой котелок, да та отказалась.
— Ну, не поминайте лихом, — Иван Царевич вскочил на коня. – Даст Бог, свидимся.
— Что ж, Иван Царевич, — важно сказал Медведь, когда впереди показались огни замка, — настал и мой черёд службу сослужить. Я уже давно всё обдумал, — он победно огляделся. – Посылаем Булата с грамотой к Королю. А в грамотке той написано, — он загадочно помолчал, — «Бери яблоки и приезжай в лес. Будем только я с Василисой Прекрасной, и ты с яблоками. Там и поменяемся. Подпись — Иван Царевич». Король с яблоками скачет сюда, а я выскакиваю из чащи, отбираю плоды и скрываюсь. И всё! Во всём виноват какой-то лесной медведь, вот, пусть его и ищут.
— А если он откажется ехать в лес в одиночку? – насмешливо спросил Булат Богатырь.
— А ты уж уговори, чай язык то у тебя не отсох, — обиделся Медведь.
— Слов нет, — миролюбиво остановил их Иван Царевич, — план хорош, но у меня на твою службу другие виды. Сейчас я взмахну платком Бабы Яги, превращу тебя в Василису Прекрасную, затем отвезу в замок и обменяю на яблоки. А в полночь вновь махну платком и буду ждать у ворот. Вот и всё.
— А что я буду до полуночи делать? — заинтересовался Медведь.
— Как что? С королём пировать, да беседы вести.
— Скажи-ка, Миша, — задумчиво спросил Булат Богатырь, — давно хотел узнать, как ты по-человечески научился говорить?
— Что ж, — немедленно откликнулся Медведь, — давно собирался поведать вам эту историю. Итак, — он поудобнее уселся под деревом, — когда я ещё малым медвежонком бегал, появился у нас в лесу чародей…
— Потом, Булат, дослушаем, а сейчас поспешать надо, — прервал его Иван Царевич и взмахнул платком.
Миг и предстала перед ними вторая Василиса Прекрасная. Она потрясённо посмотрела на свои руки, потрогала платьё и испуганно присев, напялила на голову котелок.
Настоящая Василиса испуганно вскрикнула и спряталась за спины богатырей.
— Вставай, Миша, — ласково потрепал Медведя по плечу Иван Царевич, — всё удалось.
— Ох, боюсь, — пробормотал Булат Богатырь, — что всё, да не совсем. Скажи-ка нам, красна девица что-нибудь.
— Ох, чудно мне, — ответила лже-Василиса медвежьим голосом.
— Ах, ты, — всплеснула руками Василиса Прекрасная, — голос-то не мой!
— Этого я и боялся, – молвил Булат, — на другое волшебство платок не действует. Не переколдовывает. Придётся тебе, Мишаня, помалкивать.
— Может это и к лучшему, — улыбнулся Иван Царевич. – Ну, посидим на дорожку и в путь. И котелок сними, не красит он невесту.
Медведь несколько раз, приподнимая подол платья, прошёлся, полюбовался своими руками, кокетливо взглянул на Булата Богатыря и томно улыбнулся. Затем, встал рядом с Василисой Прекрасной, и, скосив на неё глаза, хрипло произнёс, — Подруженька, моя.
— Езжайте, уж, — недовольно сказал Булат Богатырь. И, обращаясь к Медведю, — ты, смотри, не испорти всё.
Иван Царевич вскочил на коня, посадил впереди себя Медведя, который немедленно обнял его за шею и принялся подмигивать Василисе Прекрасной. Та прыснула и махнула на него рукой…
— Об одном прошу, — прошептал Иван Царевич Медведю, когда они подъехали к воротам замка, — что бы ни случилось, до полуночи молчи. А, как превратишься опять в зверя, не медли, беги к воротам. Тут уж я тебя ждать буду, вместе, авось, отобьёмся.
— Положись на меня, — ответил тот, и, добавил озабоченно, — Чем, интересно, угощать будут? Я бы сейчас осетринкой полакомился.
Иван Царевич хотел ответить, но не успел. Из замка уже выезжал Король со свитой.
— Вижу, выполнил ты, добрый молодец, своё обещание, — весело прокричал он, любуясь Василисой Прекрасной. – Что ж, и я своё слово держу. Эй, слуги, несите корзину молодильных яблок!
Иван Царевич спешился и помог слезть с коня Медведю.
— Молоденький, Король то, — сквозь зубы прошипела лже-Василиса.
— Ему, поди, лет двести, — также прошептал Иван Царевич. – Яблоки молодильные ест, вот и вся загадка.
Приковылял седовласый слуга и, кланяясь, поставил корзину. Иван Царевич, с сомнением, выбрал одно яблоко и протянул его слуге.
— Отведай, — приказал он.
Слуга, мельком взглянул на Короля, то снисходительно усмехнулся и согласно кивнул. Седовласый схватил яблоко и впился в него редкими жёлтыми зубами. И, немедленно волосы его стали темнеть, стан выпрямился, исчезли морщины.
— Благодарю, богатырь, — оскалился помолодевший слуга и вернулся в свиту.
Иван Царевич, вскочил в седло, перегнувшись, подхватил корзину и развернул коня.
— Обмен совершён, будь здрав Король, — двинулся он прочь.
— Спасибо за щедрый дар, молодец, — надменно кивнул Король. – Но, об одном хочу предупредить, скачи к своему отцу во весь опор. Забыл тебе сказать, но, как только солнце зайдёт, волшебная сила яблок исчезнет. Так что, если есть крылья, лучше лети, — он схватил за руку Василису и ворота замка захлопнулись.
— Что ж, — Иван Царевич пришпорил коня, — спасибо, Король. Снял ты своей хитростью камень с души.
Въехав в лес, он спешился, взмахнул платком Бабы Яги и, вмиг, оказался во дворце у постели батюшки.
— Вот, — он протянул, умирающему, корзину, — отведай отец плодов целебных. И готовься к гулянию великому, через неделю жди меня домой с невестой.
Он вновь махнул платком и исчез.
В замке же, шёл пир горой. Во все стороны летели гонцы, созывая гостей на предстоящую свадьбу. На дворе жарились цельные быки и бараны, а изумлённые слуги смотрели, как молчаливая невеста, обгладывает коровью ногу, запивая вином прямо из кувшина.
— Люб ли я тебе, красна девица? – спрашивал её, сидящий по праву руку Король.
Василиса же Прекрасная, только молча, кивала, улыбалась и хватала со стола новый кусок.
Тем временем Иван Царевич, с платком в руке, таился в тени крепостной стены, поглядывая на появляющиеся, на небо звёзды. Как вдруг…
— Воротечки отворяй,
Восреди двора встречай,
Восреди двора встречай,
Да за рученьки примай! — раздался медвежий рёв в глубине замка.
— Не утерпел, Медведь, — воскликнул богатырь и, в последний раз взмахнул платком, который немедленно растаял в его руках. За крепостной стеной послышались крики ужаса, что-то с грохотом ломалось и скрежетало. Иван Царевич обнажил меч и бросился к воротам. В тот же миг их створки разлетелись в щепки, а на пороге предстал стоящий на задних лапах Медведь. Голова его была украшена разноцветными лентами.
— Поцеловать?!! — заорал он, и сорвал с головы венок. – Ужо я вас всех перецелую!
— Бежим, Миша, — поспешил к нему Иван Царевич.
— От кого? – ухмыльнулся тот. – Слушай, царевич, — он сыто икнул, а, давай, замок захватим? Половина твоя, половина моя, а?
— Идём, идём быстрее, — потащил его к лесу Иван Царевич, одной рукой поддерживая под локоть, другой, посыпая свои следы порошком Бовы Травника.
Увидав их, Булат Богатырь, облегчённо вздохнул, а Василиса Прекрасная обняла и расцеловала.
— Теперь, домой, — прислушиваясь, нет ли погони молвил Иван Царевич. – Заждались нас там.
Вот, собственно, и сказке конец.
Ах, да! Забыл.
Ещё был пир на весь мир. И Медведь с Булатом Богатырём там были, мёд, пиво пили.
