Лапти

Лев Николаевич проснулся поздно, когда солнце было уже высоко. Скоро одевшись, граф заглянул в столовую, где наспех выпил оставленную для него кружку молока.
— Благодать, — с удовольствием выдохнул он. Подхватив стоящие в углу сапоги, вышел на крыльцо и там, ослеплённый горячим летним утром, на мгновение замер.
— Благодать, — повторил Толстой, присаживаясь на прохладный мрамор ступеней. Читать далее Лапти

Март. Утро

Утро выдалось солнечным, но холодным. Колючий мартовский ветер трепал сухие кустики полыни, лез под короткий кавалерийский полушубок. Лев Николаевич, натянув потуже отороченный мехом картуз, скоро забрался в седло и ожесточённо потёр немедленно замёрзшие пальцы. Читать далее Март. Утро

Водяной

— Отступись, батюшка, — растерянно бубнила Антонина, семеня рядом с быстро шагающим графом. – Накажет меня Софья Андреевна. Истинный крест накажет.

Граф и Антонина
Граф и Антонина

— Так не говори. Никто и не узнает.
— Беда. Ох, беда-то, — словно не слыша его, не унималась старуха. – Вот, язык мой бабий, до чего довёл.
— Да, уймёшься ты, наконец? – граф притворно нахмурил брови. – Ничего плохого не случится. Ступай, домой.
— С тобой пойду! – Антонина остановилась и притопнула ногой. – Не пущу одного!
Лев Николаевич, застонал, и хотел было сурово прикрикнуть, но увидав её серьёзно-испуганное лицо, рассмеялся.
Читать далее Водяной

Толстой и реклама

На начало 20-го века пришлось столько открытий и изобретений, что человечество перестало удивляться чему-либо. Казалось, пройдёт ещё немного времени, и среднестатистический господин будет летать на службу в дирижабле, а его супруга получать продукты для кухни по пневмопочте. Подписчики «Нивы» в каждом новом номере читали о паровых турбинах, о сконструированном бензиновом двигателе, о появлении электрокардиографа, о пугающих рентгеновских лучах смерти и многом другом. Читать далее Толстой и реклама

Толстой и сны

Несколько дней к ряду Льву Николаевичу снился один и тот же сон, словно он опять командует батареей на севастопольском бастионе. Однако виделись ему не бешеные атаки визжащих зуавов, а собственный блиндаж. Будто отдёргивает он полог, входит внутрь, а там, вместо бравого ординарца Митьки, хлопочет у печурки его престарелая нянька. Читать далее Толстой и сны

Толстой и зима

Лев Николаевич, решивший добывать хлеб «в поте лица своего»*, терпеть не мог зиму. Если в остальные времена года он с удовольствием пахал, скирдовал, копал, межевал и косил, то мороз, сковывающий землю, оставлял графу лишь скучную колку дров. Его кипучая натура не признавала неспешного зимнего плетения лаптей или заточки борон. Читать далее Толстой и зима

Толстой и арифметика

Закончив с военной карьерой и поселившись в Ясной Поляне, Лев Николаевич немедленно проявил себя не только рачительным, но и заботливым хозяином. Проведя изрядное время за изучением бухгалтерских книг, он обошёл все крестьянские дворы, отмечая для себя тех, кто нуждался в помощи деньгами или лесом. Разрешил десятку ушлых мужиков заниматься зимним извозом на тракте. Пригласил из Тулы, предоставив кров и жалование, фельдшера. И, чем граф крайне гордился, отдал одну из хозяйственных построек под сельскую школу. А, пока в имение не прибыли выписанные учителя словесности и арифметики, Лев Николаевич преподавал сам.
Читать далее Толстой и арифметика

Побег

Будучи уже в преклонном возрасте, Лев Николаевич взял за обыкновение тайком покидать усадьбу. Одетый в армяк, холщовые порты и лапти он, помахивая узелком, двигался в направлении одному ему известной цели. Проходя придорожные деревни, граф проповедовал, наставлял и христарадничал. Читать далее Побег

Толстой и каторжник

Лев Николаевич возвращался с ярмарки в приподнятом настроении. День явно задался. Граф с удовольствием пообедал, нанял двух мастеровых переложить печь. В довершение, старуха-цыганка нагадала, что в этом году он всенепременно женится.
— Ах, какую красавицу себе возьмёшь, — закатывала глаза бабка. – И умницу, и хозяйку. Сто лет счастлив будешь.
— Pourquoi pas? – размышлял всю дорогу граф. – Может быть, действительно, пришла пора подумать о семье, о наследниках? Читать далее Толстой и каторжник

Толстой и мёд

С возрастом Лев Николаевич полюбил сладкое. На письменном столе появились бонбоньерки с леденцами и коробки пастилы. К утреннему и вечернему чаю теперь подавалась клюква в сахарной пудре, нежно-розовые помадки, тянучки и, конечно же, знаменитое яснополянское варенье. Особое же предпочтение Толстой отдавал мёду, веря в его целебную силу и животворные свойства. Софья Андреевна, относительно спокойно переносившая многочисленные чудачества мужа, стала замечать, что отныне трапезы вызывают растущее раздражение. Сидя за столом, она с трудом сдерживалась, наблюдая, как граф отрезает кружочки от сваренной в меду моркови, не спеша отправляет в рот и принимается быстро, по-заячьи жевать. Софья Андреевна вспоминала дни, когда за этим же столом, супруг, одетый в охотничий кафтан на голое тело, потчевал многочисленных приятелей добытым кабаном. Поднимал бесчисленные тосты и учил есть мясо по-горски, чередуя каждый кусок с листком базилика или веточкой кориандра.

Однажды ей приснилось, что граф превратился в огромного шмеля и, звеня слюдяными крыльями, бился о дверцы буфета, пытаясь добраться до варенья. Софья Андреевна тогда ударила его тряпкой, и Лев Николаевич, обиженно гудя, улетел куда-то под потолок.

***

Недавно в гостях на вопрос «чем занят граф?» она ответила, что «трудится, как пчела». И усмехнулась про себя.