Первые месяцы вегетарианства нелегко давались Льву Николаевичу. Любая книга, взятая наугад, обязательно открывалась на описании обильного обеда. Все страницы газет были забиты рекламой ресторанов и мясных лавок. А стоило графу задремать, как в его руках оказывался ломоть хлеба с бледно-розовой ветчиной. Обоняние графа обострилось и стало напоминать волчье.
— Щи с говядиной, — шептал он, принюхиваясь к проходящему мимо него кучеру.
— Чесночная колбаса, — бормотал, раскланиваясь с повстречавшимся батюшкой.
— Лапша с курятиной, — гладил по голове крестьянского ребёнка.
Борясь с искушениями, Лев Николаевич убегал на скотный двор. Там граф заглядывал в доверчивые глаза коровы и успокаивался.
— Разве можно убить такое чудо? — ласково мял он тёплое ухо тёлки. – Ты должна давать молоко.
— Не волнуйся, — протягивал пучок травы овце, — от тебя нам нужна только шерсть.
— Милые мои, — трепал по загривкам поросят, – никто не отберёт ваши жизни, а лишь…
— Софья! – осенённый внезапной догадкой, кричал Лев Николаевич. – Зачем мы держим свиней?
— Для щетины, — не растерявшись, отвечала, прибежавшая на зов Софья Андреевна.
Видя терзания мужа, она шла на хитрость.
— Знаешь Лёвушка, — будто бы внезапно вспомнив, говорила супруга, — что у гусей есть специальная жировая железа, что бы смазывать перья.
— Любопытно, — вяло откликался Толстой.
— Так я недавно нашла на кухне бутылочку этого жира. И если пожелаешь, смогу пожарить тебе на нём гренки.
— А это не животная пища? – с надеждой спрашивал граф.
— Помилуй, — восклицала Софья Андреевна. – Нашим гусям он абсолютно ни к чему.
— Тогда, пожарь, — чуть слышно выдыхал Лев Николаевич.
