Природа щедра на свои причуды, создавая картавых, косящих, рябых, левшей, рыжих и горбоносых. Не обошла она стороной и сына, родившегося у графа Николая Ильича Толстого. Мальчик, названный Львом, был прекрасно сложен и хорош собой, если бы не одно «но». Стоило ему улыбнуться, как вашему взору являлись два кривых клыка, торчащих по краям рта.
— Ерунда, — беззаботно отмахивался Николай Ильич. – Вот выпадут молочные зубы и всё само собой устроится.
Не устроилось.
Новые клыки выросли длиннее прежних и пугали крепостных крестьян.
— Я вурдалак? – роняя слёзы, спрашивал маленький Лев у тётушки графини Остен-Сакен.
— Что за чушь? – расстраивалась та, и подводила племянника к зеркалу. – Видишь себя? Так вот, запомни – у нечистой силы не бывает отражения.
Мальчик согласно кивал, однако избегал улыбаться при незнакомцах и мечтал о времени, когда сможет отпустить усы и бороду.
Шли годы. Лев Николаевич, окружённый заботой близких, жил не вспоминая о своём уродстве. Правда, проходя мимо зеркала, обязательно бросал на него взгляд, и успокаивался, удовлетворённо видя отражение.
Конец счастливому существованию положило поступление в Казанский университет. Дабы не пугать сокурсников, граф был вынужден либо молчать, либо говорить, прикрывая рот рукой. Однако после того как один из профессоров упал в обморок, застав в пустой аудитории Толстого с куском колбасы во рту, учение пришлось бросить. В тот день Лев Николаевич бежал на Кавказ. Там, среди скал и водопадов, он наконец-то обрёл покой. В горах, уже не один десяток лет охваченных войной, можно было встретить таких людей, что клыки Толстого казались сущей безделицей. Да и отросшие, наконец, густые усы надёжно закрывали рот. Только маленькое карманное зеркальце, в которое изредка поглядывал юнкер, напоминало о детском страхе однажды не увидеть своего отображения.
