Жили-были дед с бабкой. Была у них внучка Машенька.
Пошла она как-то раз с подружками в лес по грибы. Только собрала лукошко лисичек, глядит, а на краю опушки подосиновики стоят. Высыпала Машенька лисички и бегом туда. Только нарвала подосиновиков, видит, во мху — боровики. Девочка за ними. Так забралась она в самую чащу. Стоят сосны, свет белый закрывают. И ни дороги проезжей, ни тропиночки знакомой. Заметалась Машенька, зааукала, да куда там. Молчит суровый лес, тонет во мхах и лишайниках слабый девичий крик.
Делать нечего. Зашагала она, куда глаза глядят, а к вечеру добрела до избушки.
Поднялась Машенька на крыльцо, отворила дверь, заглянула внутрь.
А там, за широким столом сидит Медведь!
— Попалась, красавица — говорит. – Теперь никуда тебя не отпущу. Будешь здесь жить, обеды мне готовить.
Заплакала Машенька, да делать нечего. Пришлось ей рукава засучить и к плите встать.
Отныне, приволочёт Медведь коровью тушу, а девочка её разделает. Из огузка с «сахарной» костью бульон сварит, из голяшки студень, филей пожарит, грудинку потушит, из оковалка котлет навертит, из кишок сосисок.
Живёт Медведь, не нарадуется. Погреб от солонины ломится, на чердаке окорока развешены, на полах шкуры расстелены. И в избушке такой дух от гречки с мозгами, что слюнки сами текут. Раздобрел Бурый. Лежит на лавке, маленькие глазки счастьем светятся, смотрит, как девочка на колоде мясо рубит.
— Машенька, — сипит.— Осветила ты мою одинокую жизнь. Проси, что хочешь.
— Отпусти меня, дяденька Медведь, — отложила та топор, — на день домой. Бабушке с дедушкой гостинцев отнести.
— Как же, такой малютке, одной через лес идти, — хитрит Бурый. – Тебя ж, каждый обидеть сможет. Давай, лучше, я сам передам.
Сказано-сделано.
Напекла на рассвете Машенька пирожков, положила на тарелку, тарелку – себе на голову поставила, и в короб залезла. Проснулся Медведь, смотрит, короб с пирожками на крыльце дожидается. Взвалил Бурый его на спину и в деревню поспешил.
Только дошёл до околицы, как собаки его почуяли, лай подняли. Всполошился народ, похватал рогатины и вилы. Обступили мужики Медведя. Понял тот, какого дурака свалял, когда согласился гостинцы доставить.
— Не казните меня, — упал на колени, — люди добрые. Я ручной, с цыганами брожу, да на ярмарках пляшу. Стряслась со мною беда лютая, от табора отбился. Не верите? Хотите, станцую?
И, ведь, обманул бы, бесхитростных крестьян. Но тут из короба выбралась Машенька и как закричит страшным голосом.
— Убейте его!
Бросился Медведь в лес, только пятки засверкали.
А бабушка с дедушкой бросились свою внученьку обнимать-целовать. Устроили они пир на весь мир и зажили весело и счастливо.
