На Руси всегда всё было непросто. Одним талант несёт счастье, другим горе-горькое.
Поймёт, к примеру, некий помещик, что у него дар к акварели. Выпишет книг из столицы, учителя из Италии и начнёт творить. Год пройдёт, второй, третий. Пейзажи с натюрмортами всё лучше становятся. Цветы, как живые. Облака плывут. Капли воды мерцают. Действительно, талант! Дворянское собрание рукоплещет, уездная газета рассыпается в комплиментах, отец жены больше нос не воротит. И со всех сторон слышится, — Bravo! Magnifique! Charmant!
А крестьянин? Обнаружится, допустим, у бедняги талант к плетению лаптей. Возьмёт лыко, помнёт в руках, и замелькают ловкие пальцы. И, глядишь, стоят лапоточки – один к одному. Лёгкие, изящные, не сносимые.
Одни — для работы, покрепче.
Другие — для пляса, с каблуком, да бубенцами.
Третьи – для девок, бусинами и лентами украшены.
Плетёт умелец, песню напевает, светится от счастья. Тут-то его Управляющий и хвать за вихры.
— Что ж ты, сукин сын, свой дар от меня скрывал. Отныне, каждый день будешь по сто пар плести.
— Помилуй, кормилец, — взмолится лаптеплёт. – Мыслимое ли дело, столько сработать?
— Не исполнишь, на конюшне запорю, — посмеивается Управляющий.
Нет ему дела до души творца. До того, что товар у него штучный и бессонными ночами выстраданный.
И, куда податься? Кому жаловаться?
Одно крестьянину остаётся – день и ночь плести, да плести, проклиная злую судьбу и дар свой проклятый.
Оттого, как только почует русский человек, что тянет его наличник покрасивее выпилить, или рубаху приталить, или двор подмести, так сразу к знахарю бежит. Шут его знает, может быть, это талант какой неведомый просыпается?
Колдун велит палец булавкой уколоть, кровью на тряпицу капнуть, тряпицу в землю закопать. Сам же, заклятие прочитает:
Талант-таланток
Убегай без порток.
В землю заройся.
Листвою укройся.
Вздохнёт крестьянин вольготно. Слава Богу, ничего не хочется, ничто душу не свербит. Живи себе, радуйся.
