Практически каждый человек живёт согласно ритму, который навязывает ему общество. Шесть-пять дней работы и день-два отдыха. Или, сутки труда и несколько суток безделья. Возможен и, так называемый, «вахтовый» график. Ещё существуют такие профессии, как моряк, золотоискатель и космонавт. Читать далее Ходить гоголем
Метка: Толстой
Свинью подложить
Мало кто так раздражал собратьев-писателей, как начинающий литератор Лев Николаевич Толстой.
Бывало, выйдет очередной номер «Современника». Авторы соберутся в редакции, пьют шампанское, беседуют, поздравляют друг друга. Читать далее Свинью подложить
Гладко было на бумаге
Три дня назад подпоручик здорово проигрался и с тех пор, сказавшись больным, пил у себя на квартире. Ординарец, опрятный солдат с некрасивым, продолговатым лицом, по несколько раз на дню бегал в трактир то за водкой, то за портером.
— Дурак я, дурак, — маялся поручик. – Мне бы не блефовать, а… Эх! Сиди теперь, как сыч, жди, пока деньги вышлют.
Он раскрывал книгу, но, через пару страниц, отбрасывал и засыпал, а проснувшись, снова гнал ординарца в трактир. Читать далее Гладко было на бумаге
Толстой и реклама
На начало 20-го века пришлось столько открытий и изобретений, что человечество перестало удивляться чему-либо. Казалось, пройдёт ещё немного времени, и среднестатистический господин будет летать на службу в дирижабле, а его супруга получать продукты для кухни по пневмопочте. Подписчики «Нивы» в каждом новом номере читали о паровых турбинах, о сконструированном бензиновом двигателе, о появлении электрокардиографа, о пугающих рентгеновских лучах смерти и многом другом. Читать далее Толстой и реклама
Толстой и сны
Несколько дней к ряду Льву Николаевичу снился один и тот же сон, словно он опять командует батареей на севастопольском бастионе. Однако виделись ему не бешеные атаки визжащих зуавов, а собственный блиндаж. Будто отдёргивает он полог, входит внутрь, а там, вместо бравого ординарца Митьки, хлопочет у печурки его престарелая нянька. Читать далее Толстой и сны
Толстой и зима
Лев Николаевич, решивший добывать хлеб «в поте лица своего»*, терпеть не мог зиму. Если в остальные времена года он с удовольствием пахал, скирдовал, копал, межевал и косил, то мороз, сковывающий землю, оставлял графу лишь скучную колку дров. Его кипучая натура не признавала неспешного зимнего плетения лаптей или заточки борон. Читать далее Толстой и зима
Толстой и арифметика
Закончив с военной карьерой и поселившись в Ясной Поляне, Лев Николаевич немедленно проявил себя не только рачительным, но и заботливым хозяином. Проведя изрядное время за изучением бухгалтерских книг, он обошёл все крестьянские дворы, отмечая для себя тех, кто нуждался в помощи деньгами или лесом. Разрешил десятку ушлых мужиков заниматься зимним извозом на тракте. Пригласил из Тулы, предоставив кров и жалование, фельдшера. И, чем граф крайне гордился, отдал одну из хозяйственных построек под сельскую школу. А, пока в имение не прибыли выписанные учителя словесности и арифметики, Лев Николаевич преподавал сам.
Читать далее Толстой и арифметика
Побег
Будучи уже в преклонном возрасте, Лев Николаевич взял за обыкновение тайком покидать усадьбу. Одетый в армяк, холщовые порты и лапти он, помахивая узелком, двигался в направлении одному ему известной цели. Проходя придорожные деревни, граф проповедовал и наставлял. Читать далее Побег
Толстой и каторжник
Лев Николаевич возвращался с ярмарки в приподнятом настроении. День явно задался. Граф с удовольствием пообедал, нанял двух мастеровых переложить печь. В довершение, старуха-цыганка нагадала, что в этом году он всенепременно женится.
— Ах, какую красавицу себе возьмёшь, — закатывала глаза бабка. – И умницу, и хозяйку. Сто лет счастлив будешь.
— Pourquoi pas? – размышлял всю дорогу граф. – Может быть, действительно, пришла пора подумать о семье, о наследниках? Читать далее Толстой и каторжник
Толстой и мёд
С возрастом Лев Николаевич полюбил сладкое. На письменном столе появились бонбоньерки с леденцами и коробки пастилы. К утреннему и вечернему чаю теперь подавалась клюква в сахарной пудре, нежно-розовые помадки, тянучки и, конечно же, знаменитое яснополянское варенье. Особое же предпочтение Толстой отдавал мёду, веря в его целебную силу и животворные свойства. Софья Андреевна, относительно спокойно переносившая многочисленные чудачества мужа, стала замечать, что отныне трапезы вызывают растущее раздражение. Сидя за столом, она с трудом сдерживалась, наблюдая, как граф отрезает кружочки от сваренной в меду моркови, не спеша отправляет в рот и принимается быстро, по-заячьи жевать. Софья Андреевна вспоминала дни, когда за этим же столом, супруг, одетый в охотничий кафтан на голое тело, потчевал многочисленных приятелей добытым кабаном. Поднимал бесчисленные тосты и учил есть мясо по-горски, чередуя каждый кусок с листком базилика или веточкой кориандра.
Однажды ей приснилось, что граф превратился в огромного шмеля и, звеня слюдяными крыльями, бился о дверцы буфета, пытаясь добраться до варенья. Софья Андреевна тогда ударила его тряпкой, и Лев Николаевич, обиженно гудя, улетел куда-то под потолок.
***
Недавно в гостях на вопрос «чем занят граф?» она ответила, что «трудится, как пчела». И усмехнулась про себя.