— Ты, матушка, ножичек отпускай, аккурат, на выдохе, — настойчиво гудел из-за спины Мартынов. – Он и пойдёт веселее.
Софья Андреевна, прищурилась, и, не отрывая глаз от центра мишени, метнула нож. Клинок, сверкнув серебристой рыбкой, развернулся в полёте и победно загудел, впившись в ствол дерева.
— Вот, хорошо! – хлопнул себя по ляжкам Мартынов и тотчас подал следующий нож. – Теперь ещё шажков на пять отойдём.
Софья Андреевна улыбнулась, глядя на довольную физиономию старого солдата. Мартынов, воевавший под началом графа Толстого в севастопольскую кампанию, сейчас служил в поместье сторожем. Изнывая от скуки, он мастерил дворовой ребятне игрушки, заставлял мужиков брить бороды, отчаянно приставал к горничным, а недавно взялся обучать Софью Андреевну метанию ножей.
— Ох, боюсь только, — графиня покачала на ладони холодное лезвие, — донесут Льву Николаевичу, чем мы тут с тобой тешимся.
— И, что ж? – вскинул брови Мартынов. – Его сиятельство на батарее сам первым ножевиком был. Да что там ножи! Бывало, ночью на дежурстве штык отточит, за голенище сунет и тишком к французу уползёт. Часа не пройдёт, а он уж назад возвращается, — солдат расплылся в улыбке. – В руках полный мешок трофеев. Консервов добудет, вина, да из амуниции чего-нибудь. И всё солдатикам раздаст. Себе только фотографические карточки оставит.
— Какие карточки?
— Известно какие у французов-то бывают, — хохотнул Мартынов. – Срамные!
Софья Андреевна нахмурилась.
— А, в бою, — продолжал солдат, — в него словно чёрт вселяется. Колет, рубит, из пистолетов палит. Ему палашом человека надвое развалить, что высморкаться. Ты, матушка, не смотри, что он сейчас книжки пишет и мяса не ест. Случись чего, мы с ним вдвоём полгубернии в распыл пустим.
— Сочиняешь ты всё, Мартынов, – рассердилась Софья Андреевна.
— Вру, матушка, — немедленно согласился тот. – Старый стал, мысли в голове путаются.
Графиня досадливо махнула рукой и отвернулась, прикидывая расстояние до мишени.
