Во время правления Генриха III, Лион, существующий уже более двух тысяч лет, приобрёл известность, как «город ткачей». Каждый четвёртый его житель день-деньской простаивал у станка, следя за стремительным бегом льняной или шёлковой нити. А, как известно, ничто так не портит человека, как занятие ткачеством. Люди этой профессии вспыльчивы, грубы и несдержанны на язык. Но, несмотря на отвратительный характер, лионцы продолжали оставаться французами, то есть, любителями хорошей кухни и знатоками вин. Закончив работу, мужчины спешили в ближайшие харчевни, полакомиться горячим рагу, пулярками и форелью. Но, стоило им усесться за столы, как они обрушивали на повара и работников град насмешек и брани. Посуда оказывалась нечиста, ножи тупы, вилки, а стулья колченоги. А уж когда дело доходило до самой еды, то ткачи и вовсе переставали себя сдерживать. Результатом этого стало повальное бегство поваров из Лиона. Обиженно потряхивая париками, они приказывали кучерам везти их в Париж, Марсель, хоть к чёрту на рога, только бы не подвергаться ежедневным оскорблениям.
— Лучше год варить похлёбку каторжникам на галерах, чем один день проработать в лионском bouchon, — приводит цитату из записок своего прадеда знаменитый Fernand Point.
К концу XVII века ситуация стала критичной. Большинство харчевен было брошено или закрыто, а по вечерам улицы заполнялись голодными и раздражёнными ткачами. Спасли положение славные женщины Лиона. Заменив у плит поваров-мужчин, они железной рукой взялись за стряпню, вписав свои имена в историю города. Сотни «мамаш», встали к разделочным столам харчевен, меся пудовыми кулаками тесто и легко управляясь с вёдерными кастрюлями. Отныне на ворчание какого-нибудь желчного ткача, что, мол, в соусе не хватает лука, из дверей кухни появлялась дородная дама и, опустив тяжёлую руку на плечо склочнику, грозно вопрошала, — Что-то не так, сынок?
