Михаил Никифорович Катков легко взбежал по мраморной лестнице на второй этаж и остановился у своего кабинета. С удовольствием глянул на медную табличку с вытравленными буквами «Редактор». Табличка успела потемнеть от времени, и в этом ощущалось некое постоянство. Дверная ручка же, наоборот, являла взору свои блестящие бока.
— Символично, чёрт побери, — вполголоса произнёс Михаил Никифорович и вставил ключ в замочную скважину. Странно, дверь не была заперта. В полутьме кабинета, рядом с массивным редакторским столом, угадывалась фигура человека. Ранний посетитель сидел на краешке стула, перебросив ногу на ногу и обхватив колено сцепленными пальцами.
— Отличное утро, не правда ли, Фёдор Михайлович? – произнёс Михаил Никифорович деланно радушным тоном и прошёл к окну. Раздвинул портьеры и, вздохнув про себя, опустился в кожаное кресло.
Достоевский молчал, не мигая глядя на стеллаж с книгами. Веки на его желтоватом лице набрякли, губы казались бескровными.
— До чего неприятное и, одновременно, одухотворённое лицо может быть у человека, — мелькнула мысль у Михаила Никифоровича.
— Принесли новые главы? – притворно весело обратился он к Достоевскому.
— Тупик, — Фёдор Михайлович поднял глаза и зло улыбнулся. – Мёртвая точка.
— Вы опять играли? — осторожно спросил редактор.
— И да, и нет. Впрочем, какая разница? Тем не менее, положение совершенно безвыходное.
— Помилуйте, голубчик, — Михаил Никифорович прижал пухлые руки к груди. – Безвыходных положений не бывает.
— Что за пошлость? – Достоевский порывисто встал. – Говорите, как какой-нибудь приказчик. «Безвыходных положений не бывает», — передразнил он.
Подошёл к окну. Затряс, пытаясь открыть, раму. Не смог. Прижался лбом к стеклу и застонал, — Выгляните на улицу. Кругом безысходность. Из одного тупика в другой. Не выходя из первого, в следующий. Зачем же врать?
Снова сел на стул, нервно закинул ногу на ногу. Глаза его потухли.
Редактор, перекладывал на столе папки с бумагами и обиженно молчал. Настроение было испорчено.
— Вот наказание, — обречённо подумал он. – Начни утро с Достоевского, и весь день коту под хвост.
