Барону фон Бератцхаузену с вечера нездоровилось. Всю ночь, несмотря на летнюю жару, он мёрз. Утром, выйдя к завтраку, понял, что окончательно заболел. Кололо в боку, и кружилась голова. С омерзением взглянув на поданные варёные овощи, согласился лишь пригубить вина.
— Где Теофраст? – сипло спросил барон у секретаря.
— Занимается со студентами, — почтительно склонился тот.
Огромный подвал, служивший в суровые времена, хранилищем для припасов, был, по приказу барона, отдан под лабораторию. Там сейчас и находился знаменитый врачеватель Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм или, как он себя называл, Парацельс.
— Пожалуй, самое время навестить учёного гостя, — болело горло, и каждое слово давалось с трудом.
Фон Бератцхаузен дал секретарю накинуть на себя плащ и, поддерживаемый под руку, стал осторожно спускаться вниз. Пахнуло сладковатой гнилью, формалином, горелой плотью и эфиром. Донёсся гул голосов. Секретарь замедлил шаг и, украдкой перекрестившись, отворил тяжёлую дверь. Тысячекратно усиленные запахи немедленно обрушились на вошедших. Жёлтый, свет множества свечей и масляных ламп заливал лабораторию. Из-за влажной духоты лицо и руки тотчас стали липкими, и барон поспешил сбросить плащ.
Помещение было заполнено юношами в длинных серых мантиях.
— Ученики, — прошептал секретарь.
Часть студентов расположилась вдоль длинного, покрытого чёрным сукном стола, заставленного колбами, пузырьками и горелками. Они деловито что-то взвешивали на аптекарских весах, толкли в медных ступках, клеили ярлыки к флаконам. В большой реторте, распространяя зловоние, кипела бурая жижа. Несколько человек сгрудилось у стальной клетки с крысами, пытаясь вытащить одну из них.
Другая группа сидела на полу, неотрывно глядя на высокого юнца у кафедры. Тот, откинув назад голову с завязанными глазами, вытаскивал человеческие кости из ящика и раскладывал перед собой.
— Один из лучших, господин барон, — неизвестно откуда появившийся улыбающийся Парацельс стоял рядом и тоже смотрел на манипуляции с костями. Руки студента так и мелькали. Рёбра, позвонки, лопатки со стуком ложились на свои места, выстраиваясь в скелет.
— Впечатляет, – не то спросил, не то резюмировал Парацельс. Почтительно принял барона под локоть, и повлёк вглубь лаборатории. Там в медной кювете лежал мертвец с восковой кожей. Пятеро учеников сосредоточенно копались в разверстой плоти. Один из них вытащил из трупа кусок чего-то скользкого и показал товарищам. Те засмеялись.
— Господа, — возвысил голос Парацельс.
Гул стих, все повернулись к нему.
— Прошу поприветствовать нашего радушного хозяина и благодетеля.
— Благодарим, — нестройно ответили студенты.
Барон поёжился. Ученики внимательно рассматривали его. И, наверняка, отмечали про себя мешки под глазами, нездоровый цвет лица, лопнувший сосуд на виске, непроизвольную дрожь в руках.
— Гхм, — кашлянул он, чувствуя себя анатомическим пособием. – Продолжайте. Не буду мешать.
И спешно последовал к выходу.
— А, как же Ваше недомогание? – запричитал сзади секретарь.
— Всё прошло, — барон уже распахивал дверь. – Воздух здесь…, — он помолчал, подбирая нужное слово. — Целебный.
