После того, как армия Бонапарта заняла Москву, старый барин Кирилл Валерьянович собрал во дворе усадьбы мужиков и приказал уходить в леса.
— Бейте супостата, ребятушки, — высоким стариковским голосом прокричал он. – Живота не жалейте.
Поскребли в бородах православные, обняли жён и родителей, сели на телеги и покатили.
— Откуда в лесу француз? – думал конюх Иван Пупков, трясясь в повозке. – И как его бить, если встретим?
К ночи встали лагерем близ ручья, а поутру взялись копать землянки. Зима обещала быть скорой и суровой. Иван помаялся среди работающих, потолкался у костров. Затем, ни слова не говоря, оседлал коня и уехал.
Вернулся под утро. Поперёк седла лежал французский солдат в новеньком мундире.
— Эвон, — Пупков спихнул пленника на землю. – От своих отбился. Нехай в полоне будет.
Пока мужики разглядывали «мусью», Иван на скорую руку похлебал щей и завалился спать. Вечером опять ускакал.
Когда выпал первый снег, по лагерю слонялся уже с десяток французов, добытых Пупковым.
— Вань, — начали волноваться партизаны, — может, их ещё куда свозить? Аль, вместе с провиантом полонить.
В этот раз Пупков отсутствовал неделю и появился в компании с развесёлым гусаром. Тот, лихо соскочил с коня, обошёл лагерь, насмешливо оглядел пленных и приказал собираться. Идти на объединение с его отрядом.
На новом месте, где командовал гусар, Пупкова поселили в отдельную палатку. Теперь, он уходил на дело только по приказу и пленял исключительно офицеров. За каждого «языка» гусара выдавал гривенник.
Однажды Иван приволок старика в шитом золотом мундире. Гусар в этот день страшно напился, стрелял в воздух из пистолета, целовал Пупкова в губы и клялся «отписать о нём государю».
— Знаешь, Ванька, — хохотал он, — как тебя французы прозвали? Жан Пуп! Смекаешь? Не Пупков, а Пуп! Боятся тебя, сукины дети, награду объявили. Так, что быть тебе отныне Пупом! – и снова лез целоваться…
После разгрома Бонапарта, Иван вернулся на конюшню. За время, проведённое в лесу, он сильно изменился. Стал нелюдим и неразговорчив. Кроме того, приобрёл скверную привычку пленять односельчан. Бывало, выйдут в поле косцы, пройдут шагов пятьдесят, глядишь, а крайнего в ряду нет. Кинутся искать, а тот спелёнутый, с кляпом во рту лежит. Или перед рыбаком вынырнет из воды бородатая Ванькина рожа. Схватит огромная лапа удильщика за ворот и без всплеска утащит. Хотели мужики над иродом суд учинить, да заявился в усадьбу старый знакомец гусар. Облобызал барина Кирилла Валерьяновича. Обаял, напоил и вытребовал для Ивана вольную. Затем, по обыкновению, пальнул из пистолета вверх, посадил Пупа к себе в коляску, да и укатил. Говорят, к государю на службу увёз.
