Пиренейская горная собака

К писателю Максиму Горькому слава и деньги пришли ещё при жизни, что случается довольно редко. Однако, ни признание мировой общественности, ни огромные гонорары, ни звание «Самого Пролетарского Писателя» не развратили Горького, не сделали его чиновником от литературы. В тяжёлые и голодные для страны годы, дом его всегда был открыт для начинающих литераторов, а сам классик – приветлив и щедр на подарки. Придёт, бывало, к нему какой-нибудь красноармеец, принесёт рукопись, а Горький ему кресло пододвинет, бутербродов с чаем велит подать, да всё с ним на «Вы». Сядет к столу, прочтёт рукопись и обязательно или что посоветует, или в редакцию позвонит, или книг надарит. Любила его молодёжь, да что там любила, души не чаяла.
Пришёл к нему как-то и крестьянский поэт Демьян Бедный. Впёрся без спроса, наследил сапожищами, развалился на диване напротив работающего Горького и мрачно его рассматривает.

Пиренейская горная собака
Пиренейская горная собака

— Что, Максимыч, роман пишешь?
— А, это ты, Демьян. Извини, сегодня работы много, завтра заходи.
— Хороший у тебя костюм, Максимыч. С Кузнецкого? – будто и не слышит его Бедный.
— Костюм… Какой костюм? – отвлёкся на минуту Горький. – Ах, костюм! Костюм итальянский.
— Вишь, ты, — присвистнул крестьянский поэт. – Прямо из логова врага, значит.
— Из логова, из логова. Ступай, Демьян, на кухню, попроси, что б чаю дали.
— И ручка у тебя, Максимыч, не нашей работы, — не унимается Бедный.
— Что? Авторучка? Слушай, отстань со своей болтовнёй, – оторвался от бумаг писатель. Да, английская ручка, очень дорогая, а, главное, удобная. Я же сказал тебе, иди на кухню.
— Да, что ты меня всё на кухню, да на кухню. Был я на этой кухне. Повариха у тебя контра, да ещё барбос около неё вьётся. Чуть сапог мне не изорвал, подлец.
— Значит, так, — привстал из-за стола Горький. – Во-первых. Кухарка у меня, член партии с 1905 года и прекраснейшей души человек. Во вторых. Сапог твой хотел сгрызть не барбос, а благороднейших кровей Пиренейская собака – подарок рабочих Франции. И последнее! Пошёл вон!
Помрачнел Демьян Бедный, покосился на руки пролетарского классика. Ох, и кулачища у него, не писательские!
— Пойду я… И, спасибо тебе, папаша, за доброту, за щедрость. И за ласку спасибо.
— А ты меня не жалоби, — разозлился Горький. – Ишь, устроил себе здесь притон! Поэт (тут писатель добавил нецензурно) крестьянский!..
Демьян, бухая сапогами, ушёл, а писатель ещё долго, раздражённо шагал по кабинету. Дверь приоткрылась и показалась огромная белая собачья морда.
— Иди ко мне, красавец, — позвал Горький.
Пёс подошёл, и, заглянув в глаза, лениво потянулся. Точно так же, глядя на него, каждое утро потягивалась Мадлен. Она так смешно называла его «mon Gorki», любила миндальное печенье и деревенское белое вино. Они так и не попрощались. Её шофёр привёз на вокзал корзинку с крохотным щенком Пиренейской собаки.
— Подарок рабочих Франции, — вслух передразнил себя Горький.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

*