В конце девятнадцатого века в российской литературе появился новый герой.
Не аристократ с бокалом «Veuve Clicquot», в изящно отставленной руке.
Не романтический морской офицер с кортиком.
Не длинноволосый студент — умница и повеса.
Не ловкий купец — балагур и хитрован.
Не цирковой гимнаст, не каторжник, не художник, не учёный и не политик. Даже не сыщик! А простой крестьянин.
— Он всё понимает, — надрывались газеты. – Степенен и, одновременно, лукав наш хлебопашец. Мы с вами, господа, изоврались, да оскоромились. Мужик же, честен, справедлив и чист душой. Только ему, живущему средь лесов и нив, понятен смысл жизни. Зачем мы на этой Земле? Куда идём? Дай же ответ, народ богоносец! Прислушайтесь к нему, откройте свои сердца и познайте истину. Идите и примите правду из мозолистых рук.
И, ведь, пошли. Пылкие юноши отпускали бороды, обряжались на дачах в косоворотки и устраивали экскурсы в ближайшие деревни. Поясно кланялись встречным, задумчиво теребили пальцами колоски, а, повстречав корову, глубокомысленно охлопывали её. Заглядывали в избы, приносили гостинцы, дарили книги.
— Аркаша, как в лаптях-то вольготно ходится.
— Володенька, вы порты булавочкой зашпильте, а то, право слово, неудобно.
— А этот квас, ce n’est pas mauvais!
— Надюша, у них тут нет дамской комнаты. Здесь все «до ветру» ходят. Ах, ну откуда я знаю, как?
— Пётр Алексеевич, бросьте папиросу. Откуда в вас это барство? Какой вы, право, бука. Чувствуете, как гречихой пахнет? Или это овсы?..
И кто возьмёт на себя смелость осудить молодёжь, когда сам Лев Толстой в суконной рубахе за сохой ходит! Хорошо же. Порты не жмут, шагается легко. Картуз от солнца спасает. Крошки в бороде весело шуршат. Ни узких штиблет, ни воротничков, ни режущих подтяжек. В народ, господа. В народ!
