Адрес: Кречетниковский переулк, 5
Прохор, хотя и служил дворником уже третий год, но к городу привыкнуть не сумел, опасался его. Стоило выйти за ворота, как мимо тебя начинали сновать чужаки, поглядывать исподлобья, обмениваться меж собой тайными знаками. Поди, догадайся, не заложен ли, вон у того паренька в поддёвке, нож за голенище, или что высматривает цыганка в цветастых лохмотьях. Пьяный к забору притулился, ногами перебирает, чтоб не упасть. Пьяный-то пьяный, а глаза тверёзые. Отчего бы это? Зачем господин в пальто остановился напротив прохоровского дома? Сигарку раскуривает, а сам по сторонам зыркает и карман у него топырится. Не налётчик ли, не злодей? Насупится Прохор, поправит на груди медную бляху, свисток костяной в кармане влажными пальцами сожмёт и шасть обратно во двор. Ну её, к лешему, эту Москву! Тут хорошему человеку только за забором и дышится покойно.
Отомкнёт Прохор дворницкую, скинет сапоги, повесит фартук на гвоздь. Вздохнёт тяжело, перекрестится на Николая Угодника и чаёвничать примется.
И, вот, как-то раз ноябрьским днём, посиживал Прохор у окна, раскидывал мозгами так и этак о начавшейся войне с японцем. С одной стороны, дело это нехорошее, кровавое. Зато, с другой, военных в городе прибавилось, глядишь, патрули начнут ходить, за порядком приглядывать. А со служивыми не забалуешь, у каждого шашка на боку или ружьё за плечами. Враз всю воровскую братию из Москвы вытурят. Только Прохор своим мыслям улыбнулся, глядит, ворота тихохонько приоткрылись и во двор матросика впустили. Огляделся морячок и за дровяной сарайчик нырнул.
— Беглый, — похолодел дворник. – Ах, беда-то какая.
Надо бы Прохору в свисток свистеть, и «караул» кричать, да оторопь взяла. Выскочишь сейчас наружу, а дезертир тебя разом из револьвера застрелит или ножом кольнёт. Согнулся дворник в три погибели, сжался весь и тайком из-за занавесочки поглядывает. Вдруг сам уйдёт, окаянный? Но, матросик за сарайчиком посиживает, видать темноты ждёт, что бы утечь. Или поживиться чем в доме хочет? Ему, каторжнику, терять, поди, нечего.
Четверть часа минуло, Прохор затёк весь.
— Нет, — думает, — не пересидеть его. Пойду-ка я к воротам, будто надобность какую имею, а там, прочь со двора. Авось, успею до городового добежать.
Прошептал он молитву, метлу в руку взял и бочком-бочком из дворницкой выбрался. Идёт по двору, в сторону сарайчика и не смотрит. Вдруг слышит, зовёт его матросик.
— Дяденька, — шепчет, — дяденька.
— Ты чего тут, касатик? – вроде, как удивился Прохор. – От кого таишься?
— Схорони меня, дяденька, — чуть не плачет тот. – Не дай невинной душе пропасть.
Тут Прохора, наконец, отпустило и в голове прояснилось. Захлопотал он, даже рожу участливую состроил.
— Эх, милый мой, — горячо шепчет, — прячься в сарайчик, а я тебе вскорости хлебушка принесу и одёжку какую подберу переодеться.
Прикрыл дверь за матросиком, подпёр колышком и бегом на улицу. Там набрал полную грудь воздуха, да как дунет в свисток, аж у самого уши заложило. Минуты не прошло, бежит городовой, а за ним мичман с двумя моряками поспешает.
Ворвались они во двор, дезертира из сарайчика выволокли, да сразу тому в зубы. Не балуй, родимый с властью, не пугай народ. Моряки руки беглому назад завернули и прочь повели, а мичман Похора по плечу потрепал и гривенником одарил.
— Вот так вот, — облегчённо выдохнул дворник. – Добегался, голубчик, до каторги.
— Куда там, — лениво отмахнулся городовой, — сейчас накладут по шее и на фронт пошлют. Всех на каторгу отправлять, воевать некому будет…
Минул месяц. Прохор уж и забывать стал о дезертире. Да только, как-то поутру выходит он из дворницкой, глядит, глазам не верит. На крыше дровяного сарайчика матросик сидит.
— Здравия желаю, дяденька, — зубы скалит.
Пригляделся Прохор, а у паренька ног ниже колена нет, и брюки форменные клочьями висят. Закрестился он, попятился и бегом в дворницкую. Выглянул в оконце, нет никого на крыше! Снова во двор выбрался, а сердце-то, что твой филин в груди ухает. Только шаг сделал, распахивается дверь сарая, ползёт оттуда к нему дезертир, след кровавый за собой тянет. Взревел Прохор от страха животного, о воротах забыв, через забор на улицу перемахнул и бежать…
Что с ним сделалось, куда сгинул, сейчас уже и не узнать. А, вот, управляющему в дом нового дворника нанять так и не удалось. То сны их невыносимые мучали, то видения являлись. Побудет человек день-другой и быстрее прочь уходит.
В тридцатые годы дом снесли, а в шестидесятые, в связи со строительством Калининского проспекта, исчез и весь Кречетниковский переулок.