Дом в котором я …

Это самый обыкновенный московский дом. Девять этажей, множество подъездов, шестиметровые кухни, потолки высотой в два с половиной метра. Если я ничего не путаю, такие строения называют «брежневками» — в честь вождя, пришедшему на смену тому, при ком возводились знаменитые «хрущёвки». Медленно ползают крошечные лифты с кабинками, обклеенными стикерами от жвачки и частично содранными рекламными листовками. На каждом этаже по четыре квартиры с бронированными дверями, поблёскивающими пластиковыми «глазками». На лестничных площадках, возле мусоропроводов, стоят консервные банки с окурками. Народ здесь живёт небогатый, но аккуратный.
Первый этаж дома отдан под магазины, которые по неизвестным никому причинам, вскоре разоряются, но тотчас заменяются другими. За последние двадцать лет здесь торговали книгами, драгоценностями, мебелью, карнавальными принадлежностями, аптекарскими товарами, собачьими кормами, спортивной детской одеждой, хлебом, мобильными телефонами и оборудованием для саун. Помимо этого: меняли валюту, оказывали юридические услуги, лечили зубы, стригли, угощали пивом и отправляли в путешествия. В некоторых заведениях я побывал, в другие же только собирался, но не успевал, поскольку они разорялись. Видимо, над домом довлеет проклятие, мешающее предпринимателям осесть здесь и стать частью нашей жизни.
Как можно догадаться, витринами-магазинами здание повёрнуто к шоссе, задом же, с подъездами, во двор. На каждом подъезде, крашеная чёрной краской металлическая дверь, а на крыльце – несколько лоточков с объедками для бездомных кошек, голубей и подвальных крыс. Питаются, кстати, зверьки в обратной последовательности. Сначала крысы, потом птички, а коты получают то, что останется.
Вот такой, самый обыкновенный дом. С самыми обыкновенными москвичами.

Квартира № 1 (второй этаж)
Армянин Геворг, невысокий, грузный, с седыми усами и выпуклыми влажными глазами, покинув Баку, поселился у нас лет пятнадцать назад. На родине осталась брошенная огромная квартира и дача на берегу моря.
— Смотри, — встречает он меня, выходящего из лифта, — опять на дорогу «химию» льют.
Геворг опирается о стену, сгибает толстую ногу и демонстрирует лакированный ботинок в засохших белых брызгах реагента.
— Вторые туфли с осени покупаю!
Он произносит «тюфли».
Геворг открывает дверь в квартиру и оттуда выскальзывает тонкая змейка ароматов инжира, кофе, шерстяных ковров и душистого табака.

Квартира № 2 (второй этаж)
Баба Тая из тех женщин, что в пятьдесят лет становятся бабками: одеваются в чёрное, заводят знакомства среди церковных старух, находят у себя неизлечимые болезни и проводят дни в бессмысленных очередях поликлиник. Носит платок, обматывая его вокруг головы, как в старых фильмах о войне. Помните, оркестр играет «Вставай страна огромная» и на фоне грозового неба, прижимая к себе детей, разом состарившиеся женщины в платках, смотрят куда-то вдаль.
Ещё баба Тая жалеет дворовых котов и зимой пускает их ночевать в подъезд. Свободолюбивые зверьки жмутся по углам и, пугаясь утробных стонов мусоропровода, нещадно гадят. Наутро на дверях подъезда кто-нибудь из жильцов приклеивает бумагу со слёзной мольбой не пускать котиков в дом.
Сын бабы Таи рыбак. Ходит в море на сейнере и появляется дома раз в полгода. На мой взгляд, он не настоящий моряк. Не носит тельняшку, не ходит вразвалку и не хлещет горячий ром, распевая песни о крыльях альбатроса. Кажется, у него даже нет татуировок!

Квартира № 3 (второй этаж)
Ирина работает дворничихой и носит летом тёмно-синий халат, а зимой бушлат с оранжевыми буквами «ЦАО». Несмотря на то, что моют подъезды и убирают двор таджики, дворником у нас всё равно считается Ирина.
Ещё она, как и положено человеку древнейшей московской профессии, всё про всех знает. Как-то мой автомобиль оказался заперт во дворе стареньким чёрным «Opel».
— Ирина, — спрашиваю, — не знаете, чья эта машина?
— Витьки со Второго Часового, — отвечает. – Того, у которого одна почка и дочь шалава.

Квартира № 4 (второй этаж)
Муж и жена Куваевы трудятся на ниве школьного образования где-то в районной администрации. Несмотря на то, что супруги полжизни прожили в столице, они так и не смогли освоить московское «аканье». Разговаривают, нарочито делая ударение на «А» и беспощадно вставляя его вместо «О».
Помню, в 90-е я, по странному порыву души, решил сходить на выборы городских депутатов. Пришёл на участок и с удивлением обнаружил, что один из претендентов – удалой скандалист Лимонов.
— Забавные вещи творятся в стране, — развеселился я, и тотчас столкнулся нос к носу с m-me Куваевой, несущей пачку бюллетеней.
— На выбАры пришли? – пропела она. — Какой мАладец! За кАго галАсуем?
— Вот, — показываю на листовку с Эдичкой. – Лицо умное. Очки, опять же. Приличный человек, должно быть.
— Да, Вы что? – восклицает Куваева. – Ничего прА него не знАете?
— Неужели, проходимец?
— Хуже, — машет она руками и, багровея, шепчет на ухо, — пидарас!

Квартира № 5 (третий этаж)
Светка Стеклова, что снимает квартиру на третьем этаже – фотомодель. Вот уже год, как она лицо компании, производящей минералку. Время от времени, в рекламных блоках TV появляется Светка, облачённая в тюль, пьёт из высокого стакана газировку. Играет струнный оркестр, с теле-небес медленно падают капли воды, женский голос шепчет о великом блаженстве и наслаждении.
— В нашем доме живёт, — неизменно говорю друзьям.
— Ты достал, — хором отвечают они.
Прежде, я был уверен, что фотомодели не живут в обычных домах, а их, словно диковинные тропические цветы, держат в подмосковных особняках. Там, где чистый воздух, тишина и дорожки для оздоровительного утреннего бега. Девы просыпаются под пенье лесных птиц, смеясь, бегут умываться к серебряному ручью, а потом, беззаботно щебеча, завтракают круассанами и горячим шоколадом. Затем за ними прибывают автомобили, что бы развезти на съёмки. Суровые охранники в чёрных солнцезащитных очках называют их сестричками и долго машут вслед.
Увы, Светка живёт в нашей девятиэтажке, носит джинсы и бесформенную кофту, а на работу добирается на метро.
Как-то я слышал её телефонный разговор с подругой.
— Приезжай сегодня ко мне на вечеринку, — весело кричала Светка. – Не волнуйся, еды навалом: в холодильнике полтыквы и целая упаковка сельдереевого сока.

Квартира № 6 (третий этаж)
Помню, в школе мы как-то писали сочинение о современном герое. Причём, в роли этого самого героя должен был выступать не космонавт или эпидемиолог, а человек совсем незаметной профессии. Какой-нибудь ветеринар или линотипист, день ото дня вершащий свой незаметный подвиг. Железная воля и скромность, вот его основные достоинства, а главная мысль сочинения – «Герои живут среди нас».
Так вот, учись я сейчас в школе, то непременно написал бы о Игоре, живущем в 6-й квартире. Дело в том, что два года назад Игорь бросил пить.
— Эка невидаль, — скажете вы. – Да, кто из нас не бросал?
Но, Игорь, действительно, полностью отказался от горячительных напитков. «Сумел человек взять себя в руки — и ни грамма не пил…». И подвиг его не в факте бросания, а в том, что наш герой ни разу о завязке словом не обмолвился!
Ведь, как бывает. Бросит человек курить и любой разговор сводит к тому, как ему теперь легко дышится, или, что ещё противнее, как хорошо он себя чувствует. Просто распирает, мерзавца, от переполняющего здоровья и любви к себе.
Игорь же, как человек редкой скромности, этот подвиг скрывал. Бывало, друзья соберутся, предложат, а он не по-хамски заявит, мол, не пью, а изящно откажется, сославшись, что «за рулём» или на неотложные дела.
Герои живут среди нас!

Квартира № 7 (третий этаж)
В седьмой квартире молодожёны Костя и Дина пьют сухое вино. Сегодня они впервые в жизни были на похоронах дальней Костиной родственницы.
— у одной из певчих в церкви была такая же дублёнка, как у Дины.
— Косте служительница сказала: «Не ставьтесь спиной к алтарю».
— другая служительница ругалась с кем-то на крыльце по телефону и отчётливо произнесла: «Говно собачье».
— из гроба время от времени что-то капало.
— лицо у покойной в церкви было белым, а на кладбище начало темнеть и его накрыли платком.
— один из могильщиков был с плейером и в наушниках.
— на кладбище в ожидании похорон генерала мёрз военный оркестр, и один из музыкантов украдкой писал за мраморным надгробием.
— когда покойницу закопали, то все стали есть руками кашу с изюмом и Дину чуть не вырвало.

Квартира № 8 (третий этаж)
Константин Олегович Левченко набирает последние буквы на клавиатуре, откидывается на спинку офисного кресла. Затем, улыбаясь про себя, выбирает курсором на мониторе «Файл», «Печать» и, отставив мизинец, ударяет указательным пальцем по кнопке мыши. Принтер, очнувшись от сна, втягивает чистый лист бумаги и, переварив, возвращает уже изукрашенным паутиной букв. Константин Иванович, развернув сиденье, небрежно берёт страницу и вкладывает в прозрачный файл. Файл следует в пластиковую папку, которая встаёт к своим близнецам на полке.
— Вот и чудненько, — резюмирует автор, с удовольствием рассматривая ряд папок.
«ЕИРЦ», «Поликлиника», «ООО «ГЕРТРУДА»» гласят названия на корешках. Внутри – списки (имя, фамилия, отчество, должность) работников фирм и государственных учреждений района. Особняком стоит, пухлая и самая любимая с ярлыком «Дом №12» с указанием всех жильцом нашего дома.
Тридцать с лишним лет назад, оказавшись в армии, Костя Левченко, с ужасом ощутил себя в искажённом и перевёрнутом мире. Огромные бритоголовые солдаты говорили на непонятном языке. Называли его «сукой московской», сыпали распоряжениями, смысл которых невозможно было понять, и неизменно награждали затрещинами. Косте приказывали «найти куска и, получив чифан для губарей, мухой нести на кичу». Хотелось заткнуть уши и бежать прочь.
Спасение пришло ночью во сне, точно Менделееву. Соскользнув с верхней койки, боец Левченко, стараясь не шуметь, достал из гимнастёрки блокнотик и аккуратно записал:
1. Амбарцумян Ашот Самвелович – лейтенант, командир взвода
2. Кузовков Семён Иванович – сержант, заместитель командира взвода, начальник радиостанции
3…
Он писал, пока не перечислил весь свой взвод и лёг, чувствуя, что в клубящийся хаос проник тонкий лучик света. Днём он внёс в блокнот остальные взводы, объединив их в роту, и счастливо рассмеялся. Окружающий мир обретал логику. Каждый солдат, которого Костя видел, был словно помечен его рукой и уже не так страшен.
Через месяц блокнот был заменён общей тетрадью, в которую он занёс весь полк. В душе рядового Левченко воцарились мир и спокойствие.
Отслужив и вернувшись домой, Костя поступил в техникум. На первом же занятии он украдкой переписал на отдельный лист бумаги всю свою группу, и блаженно прикрыл глаза, зная, что дальше всё будет хорошо…
Константин Олегович закуривает и снимает с полки потрёпанную армейскую тетрадь. Он вспоминает, что как-то раз, уже под конец службы, его списки случайно попали в руки дежурному офицеру. Тот, решив выслужиться, отнёс их в «первый отдел» и Косте тогда изрядно попортили кровь.
— Ты для кого, сволочь, это писал? – орал на него черноусый майор.
— Просто так, — равнодушно отвечал Костя. – От скуки.
И повторял про себя, чтобы не забыть: Стрюков Сергей Петрович — майор, начальник первого отдела.
Составляя список полка, он совсем забыл внести «черноусого» в реестр.

Квартира № 9 (четвёртый этаж)
Раз или два в год в гости к супругам Сергею и Насте наведывается брат жены Иннокентий. Его появлению неизменно сопутствует генеральная уборка. Настя истово пылесосит, двигая мебель. Моет и без того чистые окна, отбеливает хлоркой ванну и унитаз, протирает стёкла книжных полок, разбирается на балконе.
— Кеша не выносит беспорядка, — утирает она пот со лба.
— Ещё бы, — бормочет под нос Сергей, вспоминая облезлые обои и россыпь окурков в квартире родственника.
В день визита Настя уходит на рынок за зеленью и двумя курицами. Одна для супругов, вторая Иннокентию.
— Он с детства обожает курочку, — улыбается Настя. – Мама стоит у плиты, а Кеша прибежит на кухню, покажет пальцем на кастрюлю и спрашивает «ко-ко?».
Настя радостно смеётся.
— Понимаю, — кивает Сергей, вспоминая, горстку белых, точно иссушенных ветрами косточек, остающихся в тарелке Иннокентия в конце обеда.
Затем жена вынимает из шкафа пару новых носков, заранее отутюженные брюки и рубашку, о существовании которой Сергей и не подозревал.
— Повяжи галстук, — разглядывает мужа Настя, — произведи хоть раз хорошее впечатление.
Сергей не перечит и, что бы лишний раз не попадаться на глаза, устраивается в уголке с газетой.
Наконец, раздаётся долгожданный звонок в дверь. Настя, вскрикнув от волнения, бросается открывать.
— Анастасиюшка, — доносится из прихожей голос Иннокентия. — Ай, всё хорошеешь.
Появляется Настя с одинокой розой на длинном полуголом стебле, а следом за ней брат. Он высок, тощ и длинноволос. Узкая неопрятная бородка делает его похожим на оперного Ивана Грозного.
— Здравствуй-здравствуй, сударь мой, — делает он шаг навстречу Сергею.
Правой рукой он пожимает ладонь хозяина, а левую кладёт сверху, точно скрепляя приветствие.
— Садимся к столу, — суетится Настя, и, отодвинув стул для гостя, тотчас уносится на кухню.
Иннокентий присаживается, забросив ногу на ногу. Ступня его в разношенной сандалии, мерно покачивается.
— Что же водочкой шурина не потчуешь? – подмигивает он с деланным озорством.
Сергей, принимается играть привычную роль мужа-мужичка. Он расторопно хватает бутылку, и, осклабясь, разливает водку.
— За вас, любимые мои, — Иннокентий поднимает рюмку и чуть наклоняет её, будто чокаясь. Затем подносит к бледным губам и, смочив их, ставит водку на стол. Сергей же, в свою очередь, запрокинув голову, махом вливает туда рюмку, и с удовольствием крякает.
О, как Серёга ненавидит родственника. За что? Да, чёрт его знает! Наверное за неизменную розу; двойное рукопожатие; сандалии, надетые на полуспущенные носки; пригубленную водку.
— Сударь мой явился, — шепчет он, выйдя покурить на лестницу. – Белоэмигрант хренов. Сука такая. Водочкой его попотчуй.

Квартира № 10 (четвёртый этаж)
Сегодня Лёшка Бекшаев, ожидая электричку на Таганской кольцевой, впервые обратил внимание на одно из панно, украшающих стены станции. «Слава героям-железнодорожникам» гласила подпись. Лёшка представил себе одинокого железнодорожника в чёрной шинели, бегущего с винтовкой по заснеженному полю и сердце его защемило. Он, забыв, что стоит на краю платформы, сделал шаг вперёд, и чуть было не сорвался вниз. Весь оставшийся день Лёшка думал о скоротечности жизни, о внезапности и неотвратимости смерти.

Квартира № 11 (четвёртый этаж)
Пенсионеры Куровы составляют письмо в мэрию. Пишет муж Аркадий, а жена Нина диктует.
— Пиши, «Дорогой мэр», — нависает она над плечом супруга.
— Какой он «дорогой»? – крутит в пальцах авторучку Аркадий. – Может быть, «товарищ мэр»? Или, вообще, «господин»? Там теперь все господа.
— Верно, — согласно кивает Нина. – Пиши «Господин мэр». Пусть подавится.
— А, «мэр» с большой буквы?
— Пиши с большой. Дальше с новой строчки: «Мы, жильцы нашего дома, все, как один обеспокоены…».
— Погоди, — поднимает палец муж. – Плевать ему на жильцов какого-то дома. Напишу «группа ветеранов».
— Хех, — ухмыляется Нина. – Это ты хорошо придумал. Сейчас от ветеранов так просто не отмахнёшься.
— «… всерьёз обеспокоены загаженностью лестничных клеток нашего подъезда кошачьим говном».
— Стой, — морщит лоб супруга. – «Говном» нельзя писать.
— Как же по-другому?
— Как-как? Надо культурно назвать.
— Стулом? Кошачьим стулом?
— Молодец, — хлопает она мужа по спине. – «Просим принять все необходимые меры».
— Напишу, «требуем принять», — Аркадий входит во вкус. – «Незамедлительно»!
— Теперь почешутся, — потирает руки Нина.

Квартира № 12 (четвёртый этаж)
Старуха Кирсанова живёт на четвёртом этаже. Её мало кто видел. Старуха Кирсанова не сидит на скамейке у подъезда, не ходит на рынок и не кормит дворовых котов. Раз в неделю затворницу навещает дочь, привозя коробку с продуктами. Изредка ночью скрипнет дверь и неслышно скользнёт к мусоропроводу высокая фигура в домашнем халате. Единственный, кто знает её в лицо – Константин с третьего этажа.
***
С полгода назад, зайдя в ванную комнату, Константин обнаружил на полу мутную лужу. Он поднял голову – по всему потолку набухали грязные капли и, чуть раскачавшись, тяжело падали вниз.
— Бабка заливает, — заметался Константин. Наскоро собрав воду, застелил пол полотенцами и помчался наверх к Кирсановой.
Раз десять нажал на кнопку звонка, и, наконец, услышал старческий голос.
— Кто?
— Сосед снизу, в восьмой квартире живу — зачастил Константин. – Вы меня заливаете.
— Ничего тут шляться, — отчеканила бабка. – Иди отсюда.
— Сосед! Сосед я! У меня с потолка течёт.
— Не пускаю никого.
— Не надо пускать, – взмолился Константин. – Воду в ванной перекройте. Воду выключите, бога ради.
— Только б водку жрать.., — старуха зашаркала прочь от двери.
— Вот попал-то, вот попал, — Константин скатился вниз по лестнице и принялся отжимать мокрые полотенца.
Решение пришло в голову после второй сигареты. Дрожащими пальцами Константин набрал в смартфоне номер диспетчерской.
— Кран сорвало! — плачущим голосом закричал он в трубку.
— Адрес, — бесстрастно спросила диспетчер.
Константин продиктовал адрес и закончил проверенной фразой, — Поспешите, деньгами не обижу.
— Не волнуйтесь, — потеплел голос диспетчера. – Ждите.
В дверь позвонили ровно через пять минут. Константин, уверенный, что к нему поднялся сосед снизу, приготовился оправдываться, но на пороге стоял крепкий мужичок в новёхонькой зелёной робе, бейсболке с надписью «Chicago Bulls» и пластиковым чемоданчиком в руке.
— Вызывал? – недобро прищурился гость.
— Как вы быстро, — обрадовался Константин. – Понимаете, какое дело, авария не у меня. У соседки сверху.
И принялся путано рассказывать историю переговоров и позорного фиаско. Слесарь, ни слова не говоря, отодвинул его и заглянул в ванную. Понимающе присвистнул.
— Вот, — Константин протянул влажную купюру.
Слесарь принял деньги.
— Сделаем, командир, — заверил он и, покинув квартиру, зашагал вверх по лестнице.
— Понимаете, — поспешил следом Константин, — пожилая женщина. Всего боится. На контакт не идёт. Может быть, документы показать в «глазок»?
Но слесарь начал переговоры по-своему. Подойдя к двери, с размаху саданул по ней ногой в тяжёлом ботинке.
— Хозяева! – гаркнул он и снова пнул дверь.
— Никого не пускаю, – тотчас откликнулась старуха Кирсанова.
— Не пускаешь?!! – взревел слесарь. – Сейчас дверь вышибу и тебя, сучара, голыми руками удавлю!
Он обернулся к потрясённому Константину и заговорщицки подмигнул.
— Убью, б..ь!! – вновь заорал слесарь.
Случилось чудо. Дверь приоткрылась и оттуда выглянула старуха Кирсанова.
— Чего ж так кричать-то? – пропела бабка. – Надо, так надо.
Слесарь, солидно кивнув Константину, отпихнул старуху и вошёл в квартиру.
Через полчаса с потолка упала последняя капля и потоп прекратился.

Квартира № 13 (пятый этаж)
Рита, элегантная дама лет тридцати, вернулась домой со службы. Привычно сменила деловой костюм на старые джинсы и просторную футболку. Доела оставшийся от завтрака салат. Затем достала из холодильника контейнер с мазью и принялась втирать лекарство в руки.
Вот уже несколько лет, как только на работе наступало время отчёта, у Риты начиналась экзема. Пальцы рук выглядели будто ошпаренные кипятком. Подчинённые сочувственно ахали и подсовывали советы народной медицины. Знакомый дерматолог рекомендовал поездку на Мёртвое море. Начальник же, подписывая документы, старался не трогать бумагу в том месте, где их коснулась Рита.
Закончив с мазью, натянула тонкие хлопковые перчатки, и собралась было включить телевизор, как внезапно смартфон, переливаясь цветными огоньками, запел голосом Mylene Farmer.
— Ритусик! — кричала в трубку подруга Наташка. – Через пять минут буду у тебя!
— Давай, — поморщившись, кивнула Рита. – Только у меня есть нечего.
С Наташкой она была дружна с институтских времён. Пока Рита с трудом карабкалась по карьерной лестнице, подруга меняла мужей, затевала бесконечные проекты, ввязывалась в авантюры и всячески наслаждалась жизнью.
— Забудь о жратве! – продолжала вопить Наташка. – Я сыта, как волк. В смысле, как свинья. Пулей одевайся!
— Ох, — затосковала Рита, — Может быть, просто посидим, чаю попьём?
— Одевайся, кому сказала. К колдуну едем! – рявкнула трубка и отключилась.

— Потом ещё благодарить будешь, — Наташка, объезжая пробку, гнала по обочине. – Мужик сюда всего на неделю приехал. Люди к нему на приём за год пишутся!
— А, что он исповедует? — саркастически поинтересовалась Рита. – Буддизм? Зороастризм?
— Сама ты это слово, — огрызнулась подруга. — Его, между прочим, Святовзором зовут. И, нефиг ржать!
— Мамочки, — застонала Рита. – Еду, на ночь глядя, к колдуну Святовзору.
— Колдун, не колдун, — отмахнулась Наташка, — а, проказу твою враз вылечит.
— Экзему, дурища!
Миновали МКАД.
— Он, что, — занервничала Рита, — в лесу живёт? Далеко ещё?
— Спокойно, — Наташка свернула направо и, сверяясь с навигатором, принялась петлять среди пятиэтажек. Наконец, остановила машину, загнав прямо на детскую площадку.
— Для детишек уже поздно, — словно оправдываясь, резюмировала Наташка, — а парковка здесь не предусмотрена.
— Ещё бы, колдуны-то больше на мётлах.
— Хватит уже.
Достав из кармана листок с адресом, она удовлетворённо кивнула и направилась к среднему подъезду. – На второй этаж.
В подъезде, несмотря на убогость дома, было чисто и пахло жареной картошкой.
— На сале, — вздохнула Рита. – На ночь. Счастливые люди здесь живут.
Дверь, обитая солдатскими одеялами, несколько смущала, но Наташка уверенно позвонила.
Щёлкнул замок и на пороге возникла крашеная блондинка лет пятидесяти, одетая в бирюзовые спортивные брюки и застиранную майку с надписью «Hadassah Medical Center».
— Нет-нет, девочки, — затрясла она головой. – Завтра приходите. Мы, миленькие, только сегодня приехали. Святовзор с дороги отдыхает.
— Я от Мананы Автандиловны, — веско произнесла Наташка.
— От Мананочки! – всплеснула руками дама. – Что же сразу не сказали? Заходите, миленькие мои.
Крохотная квартира оказалась настоящим «старушатником»: самодельные половички; заросли столетника на подоконнике; бумажные иконки; металлическая кровать. У окна выстроился ряд алюминиевых бидонов, литров по сорок каждый. В углу горой высились дорожные спортивные сумки.
— Кто там? – спросил высокий мужской голос из кухни
— Девочки от Мананы пришли.
Зашуршала штора, собранная из деревянных крашеных висюлек, и в комнату вошёл Святовзор.
— Мать твою, — вырвалось у Наташки.
Ростом колдун едва доставал Рите до плеча, и если бы, не двухдневная щетина, его легко можно было бы принять за старшеклассника. Одет целитель был в двубортный пиджак, белую рубашку со стоячим воротничком и такие же бирюзовые треники, как у ассистентки.
— И чего им надо? – будто не замечая подруг, устало поинтересовался он у блондинки. – Так-то вижу, что обе здоровые.
— Это я здоровая, — Наташка зачарованно рассматривала колдуна. – А она, нет.
Святовзор недовольно поморщился и, вытянув впереди себя правую руку, словно говоря «стоп», сделал шаг к Рите.
— Мигрени бывают, — громко заговорил он, прикрыв глаза. – Вижу, в шее соли отложились, но не так, что бы сильно.
Рука колдуна медленно опускалась, точно сканируя Риту.
— Лёгкие хорошие. Печень, почки. Вот тут чувствую, — Святовзор остановил ладонь на уровне живота.
— Ссать больно? – вскинул он глаза на Риту.
— Что??? – побагровела та.
Наташка от восторга, чуть слышно взвизгнула.
— Сикать, — услужливо зашептала в ухо подскочившая блондинка. – Святовзор спрашивает, сикать больно?
— Послушайте, — начала закипать Рита, — я, конечно, благодарна…
— Значит, пока нет, — перебил колдун. — А, экзема твоя из-за ауры порченой.
— Где, где? – засуетилась ассистентка, становясь рядом со Святовзором и разглядывая Риту.
— Справа над ухом, видишь? – зевнул тот. – Сама восстанови, тут дел на пять минут.
Колдун повернулся и, шаркая тапками, скрылся на кухне.
Блондинка, неожиданно оказавшаяся очень сильной, схватила Риту за плечи и усадила на кровать.
— Сейчас, милая моя, — засуетилась она, водя руками над Ритиной головой. – Сейчас аурушку полечим-почистим. Завтра утром проснёшься, сама собой залюбуешься.
Наташка довольно ухмылялась и показывала большой палец. Ассистентка успокаивающе бормотала. Святовзор изредка хлопал на кухне дверцей холодильника.
— Ладно, — решила Рита. — Мало ли я глупостей в жизни наделала? Будет о чём вспомнить.
— Ну, вот, — блондинка отступила на шаг назад, словно любуясь своей работой. – Святовзорушка, посмотри, ладно ли?
Колдун, помедлив, выглянул из-за кухонной шторки.
— Постаралась, — одобрительно кивнул он и внезапно предложил Рите, — Пива хочешь?
— Хочу, — неожиданно для себя согласилась та.
— И я! – по-ученически подняла руку Наташка. И тут же сникла, — Но, за рулём нельзя.
Прошли на убогую кухоньку, с трудом расселись за пластиковым садовым столиком. Ассистентка, оставшись в комнате, занялась распаковкой сумок.
Святовзор достал из холодильника две бутылки пива «Колос».
— Брянское, — многозначительно произнёс он и, свернув пробку, отхлебнул из горлышка.
— Вкусненько? – притворно позавидовала Наташка.
Колдун, не удостоив ответом, постучал ногтем по этикетке.
— В Брянске мы в том году девочку от малокровия вылечили. Помнишь? – повысил он голос.
— Что, родной? — появилась в дверном проёме блондинка.
— В Брянске-то, как ребёнка спасли.
— Ой, девочки, — закатила глаза ассистентка. – Такое горе у родителей было.
И принялась, рассыпая уменьшительные суффиксы, рассказывать о чудесном исцелении.
Колдун, тем временем, допил пиво и открыл вторую бутылку.
— Сейчас мёдом лечим, — прервал он брянскую историю блондинки. – Видели фляги в зале?
— ФЛЯГИ в ЗАЛЕ? – переспросила Рита
— Это про бидоны в комнате! – сообразила Наташка.
— Мёд алтайский, — со значением произнёс Святовзор. – С молитвами собран.
— Пчёлами? – хохотнула Наташка, но тут же осеклась под тяжёлым взглядом целителя.
— Староверский мёд, — колдун махом допил бутылку. – От всех болезней.
Он полез в карман бирюзовых спортивных штанов, достал сложенный лист бумаги.
— Смотрите, — Святовзор принялся водить пальцем по столбцам с цифрами. – Если возьмёте килограмм, вот такая цена будет. Если пять, то вот эта. За полфляги вот столько скину.
— Подумаем, — Рита привстала, исподтишка подмигивая подруге. – Спасибо за всё.
— А, мёд?
— На днях ещё приедем, — заверила Наташка.
Выскользнув из-за стола, они попали в объятия блондинки, пообещали целовать Манану и облегчённо выдохнули только во дворе.
— Ну, прикольно же было, — виновато шмыгнула носом Наташка.
— Хороший ты человек, подруга, — Рита чмокнула её в щёку. – Поехали домой.

Квартира № 14 (пятый этаж)
К Сергею Никольскому приехал из Рязани двоюродный брат Богдан.
Грузный, коротко стриженный, с грязновато-жёлтым валиком усов, кузен пытался походить на отставного военного, для чего зимой носил офицерский бушлат, а летом защитного цвета брюки с кантом.
Обычно он появлялся раз в год, что бы занять денег или попытаться втянуть Сергея в очередной сомнительный проект. К неполным шестидесяти годам брат перепробовал себя в изготовлении могильных оград, ремонте катеров, приёмке металлолома и многом другом. После гибели очередной затеи, Богдан на время успокаивался и возвращался к профессии таксиста. Деньги, занимаемые у Сергея, всегда отдавал. Правда, по частям, и не особенно интересуясь вопросами инфляции.
Богдан приехал, как повелось, с «гостинцами», привезя мешок картошки.
— Настоящая рязанская, — гордо сообщил он.
Обнялись по-родственному.
— Каким ветром в столицу? – Сергей помог брату раздеться, провёл в комнату.
— По делам, — опасливо ёрзая на невесомом алюминиевом стуле, уклончиво ответил тот.
— Выпьешь что-нибудь?
— Ты сам пей, а я за рулём.
Сергей пошёл на кухню, достал из морозильника пельмени, поставил на плиту кастрюлю с водой.
— Плохо одному-то? – возник из-за плеча Богдан.
— Нормально.
— Это ты зря, — покачал головой брат. – Без семьи человек одинок. Корни теряешь.
Изрекши сей афоризм, Богдан загрустил. Потёр глаза, будто пряча набежавшую слезу.
— Бабку нашу помнишь? – внезапно спросил он.
— Помню.
Бабушка жила в деревеньке под Рязанью, и отец несколько раз возил маленького Сергея к ней в гости. Из этих поездок в памяти остался дряхлый кот Нуар, кровать с металлической сеткой и огромная икона Спасителя. Сергей тогда тайком подрисовал сажей Богу очки. Бабка заметила, но не отругала.
— А, ты знаешь, — брат прищурился, — что она дворянин?
— Дворянка.
— Один хрен. Пусть дворянка.
В семье об этом не говорили, хотя иногда мать в шутку называла отца «ваше высокородие».
— Может быть. И что?
— А, то! – Богдан взял многозначительную паузу. – У бабки с дедом братьев-сестёр не было. Родили они двоих сыновей – наших отцов. Смекаешь?
— Нет.
Вода закипела и Сергей осторожно, чтобы не ошпариться, принялся ссыпать в кастрюлю пельмени.
— Да подожди ты, — заволновался брат. – Мы с тобой единственные наследники!
Когда бабушка умерла, отец не стал претендовать на половину деревенского дома и небогатый старушечий скарб. Привёз с похорон несколько старых фотографий и убрал в стол.
— Я не пойму, что там наследовать-то? Титул?
— Плевал я на титул! У бабки с дедом имение под Касимовым было. Усадьба, постройки, лес. Всего гектаров под сто!
— Вполне могли быть, — безразлично пожал плечами Сергей.
— Да, возвращать всё надо! Пусть отдают, раз, наследники есть. Похлопотать, конечно, придётся. Побегать, бумаги оформить, может быть, и в суд сходить.
— Я пас, — помотал головой Сергей.
— Отказываешься?
— Не то слово.
— Хорошо, — удовлетворённо согласился брат. – А бумагу подпишешь? Мол, я такой-то, отказываюсь от права наследования в пользу Богдана Никольского.
— Легко.
Сергей взял шумовку и принялся вылавливать кувыркающиеся в кипятке пельмени.
— Прямо сейчас напишешь?
— Без проблем.
Он отнёс тарелки в комнату, достал из принтера лист бумаги и размашисто написал «Отказ».
— Подожди, — остановил Богдан. – Я хочу, что бы всё по-родственному было. Если ты намерен наследовать, то, давай, я свою половину за треть цены уступлю.
— Какой цены?
— Ну, как какой? Посчитаем, сколько это всё на сегодня стоит. Поделим пополам, и за тридцать процентов забирай мою часть.
— А, я сейчас просто так отказываюсь? Бесплатно?
— Так, наша же семья за бабкой ухаживала, — брат захлопал глазами. – Продукты ей возили. Вещи. Я одних только дров сколько переколол. Не веришь, можно у соседей спросить.
— Понял, — Сергей быстро написал «отказ». – Теперь, давай ужинать.
— Да, поздно уже, — Богдан, аккуратно сложив лист, убрал его в карман пиджака. – Мне ещё до дома ехать и ехать.
Он оделся и, торопливо попрощавшись, ушёл.
Не прошло и десяти минут, как в дверь позвонили. На пороге, улыбаясь во весь рот, стоял сосед с первого этажа Геворг.
— Серёжа джан, дорогой, выручай! Приехали родственники, а стульев не хватает. К столу посадить не могу.
— Заходи, — Сергей шире распахнул дверь. — Без родни человек одинок. Верно?
— Без родственников ты как дерево без корней, — согласно закивал Геворг.

Квартира № 15 (пятый этаж)
В квартире Ратмиры Викентьевны пахнет котом и лекарствами. Раз в неделю, её, как инвалида первой группы, навещает девушка из собеса.
-…и тогда Владимира назначили военным атташе в Венгрии, — рассказывает Ратмира Викентьевна, пока девушка меряет ей давление. — Ну, не совсем атташе, но тоже очень большим начальником. И вот, представьте, муж всё время на работе, на очень, заметьте, ответственной работе, а я вынуждена скучать в посольстве… Нет, милая моя, в город ни-ни. Вы представить себе не можете, какие тогда плелись заговоры, сколько могло случиться неприятностей. Мы все были на виду, и, как бы представляли собой Родину. Это была тяжёлая, но и почётная ноша. Не то, что сейчас, когда все так и шныряют за рубеж. Тогда же, уверяю Вас, было очень и очень строго.
— Давление сегодня в норме, — прерывает её соцработница.
— Странно, — недоверчиво смотрит на девушку старуха. – Может быть, ещё раз проверим?
Та безразлично пожимает плечами и собирается вновь закрепить липучку манжета.
— Ладно, бог с ним, — машет рукой Ратмира Викентьевна. — На чём я остановилась? Ах, да! Неожиданно вызывает меня посол и предлагает организовать из жён офицеров и дипработников клуб самодеятельного творчества. Представляете, как все тогда жили? Всё было проще, естественнее. И вот, мы, молодые женщины, начинаем репетиции, шьём костюмы, заказываем пластинки в городе. Бог мой, как это было хорошо. Какие замечательные номера мы сочинили! Девочки из столовой строили на сцене «живые пирамиды». Моя подруга Лёля показывала из балета. Один солдат-сверхсрочник оказался настоящим атлетом и просто-таки потряс всех упражнениями с гирями. Жена майора Маньковского, глотала лампочки. Сам посол читал стихи. А в финале я, в оранжевом платье с лентами, танцевала «венгерку» под аккордеон. Была пресса, все аплодировали. У меня даже сохранилась стенгазета с заметкой о нашем вечере. Сейчас я Вам её покажу…
Ратмира Викентьевна, скрывается в другой комнате.
Соцработница вытаскивает из кармана джинсов смартфон и пишет в Facebook: «Ржака. Моя бабка попросила купить ей DVD «Свинарка и пастух». Я сдуру спрашиваю: это, типа, немецкое порно?»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

*