Большая пиратская Сказка (часть 2-я)

Город Бо

Письмо, написанное доктором медицины Томасом Роком своему приятелю судебному приставу Уолтеру Радду. Бухта Св. Бонифация. Отель «Нью Цезарь». 5 мая 1685 года.
Дорогой Уолтер!
Пишу тебе, как и обещал, в день прибытия на место службы. Не поверишь, но все наши страхи оказались совершенно напрасны. Доктор Стивен Богарт, или как его здесь, называют Папаша Бо, оказался гостеприимным и любезным хозяином. Угостил меня превосходным обедом и, несмотря на крайнюю занятость, добрых три часа рассказывал об истории города и людях, заложивших его. Жаль, что при этом не присутствовала твоя кузина Бекки, в своих речах опрометчиво окрестившая его старым пиратом и головорезом. Действительно, на долю мистера Богарта выпали чудовищные испытания, но он, как истинный британец, выдержал их с честью. Побольше бы Его Величеству таких подданных!
Сейчас смешно вспомнить, но я ожидал встречи с заносчивым богатым стариком, который стал бы называть меня «мальчишкой». Каково же было моё удивление, когда мистер Бо признался, что не имеет медицинского диплома. Представь, дружище, знаменитый доктор Стивен Богарт, чей трактат «Ранения клинковым оружием. Лечение и профилактика осложнений» я изучал в Академии, по образованию оказался простым ветеринаром. Смеясь, он поведал, что начинал карьеру врача, используя сомнительный бальзам местного лекаря Иоганна.
— Жалей несчастных моряков, — повторил он мне его слова. И посоветовал, в случае сомнений, обращаться к врачу из монастыря Св. Бонифация.
Клянусь, если бы не отъезд мистера Бо в Британию, я с удовольствием бы поработал под его руководством. Местные жители просто боготворят своего доктора и собираются устроить такие пышные проводы, каких ещё не видывал город.
Очень волнуюсь, что моих скудных знаний не хватит, и я посрамлю звание доктора медицины.
На этих словах прощаюсь с тобой, дорогой Уолтер.
Прости за краткость и сумбурность письма.

Письмо, написанное доктором медицины Томасом Роком своему приятелю судебному приставу Уолтеру Радду. Бухта Св. Бонифация. Городской госпиталь. 8 мая 1685 года.
Дорогой Уолтер!
Пошёл третий день, как я ступил на берег Бухты Бо. Позавчера мистер Стивен Богарт, оставив на меня заботу о местном населении, отплыл в Британию. Я же, в свою очередь, прямо из порта направился в госпиталь, и, поверь, был немало удивлён его размерами и царящей внутри чистотой. Встретивший меня кастелян, словоохотливый пожилой господин Франсуа Родье, оказался, как и большинство жителей, бывшим моряком.
Тут я должен прерваться, и пояснить, что слово «пират» здесь не в ходу. Представители этой профессии предпочитают называться моряками и стараются избегать сквернословия и пьянства. Думаю, что сему способствуют величественные стены монастыря.
Впрочем, я отвлёкся. Любезный кастелян проводил меня в уютную и светлую комнату, где я поселился и пишу тебе письмо. Никакой роскоши, лишь стол, два стула, кровать и полки с книгами. Должен заметить, что библиотека, собранная мистером Бо, весьма впечатляет и содержится в образцовом порядке. Вообще, во всём госпитале чувствуется присутствие старого доброго британского духа. Свет, стерильность и рациональность. А, главное, полное отсутствие никчёмных безделушек, столь любимых твоей кузиной Бекки.
Не могу не упомянуть и о бесценной картотеке мистера Бо. Сколько же труда и усердия стоило ему составление оной. Можно только восхищаться трудолюбием этого славного доктора. Представь, дорогой Уолтер, имя каждого жителя, хоть раз прибегавшего к услугам госпиталя, было внесено в отдельную папку. Мало того, там же подробнейшим образом описывались симптомы болезни, диагноз и назначенное лечение. И вот я, желая быстрее войти в курс дел, второй день знакомлюсь с делами будущих пациентов. Слава Богу, судя по записям, горожане здесь на редкость здоровы.
Неоценимую помощь оказывает мне и господин Родье, который, кажется, знает не только имена, но и подробнейшую биографию каждого. (Кстати, практически все здесь, несмотря на занимаемое положение или состояние, носят клички, что выглядит несколько необычно.) Думаю, если в ближайшее время не буду загружен работой, обязательно попотчую тебя, Уолтер, наиболее запомнившимися жизнеописаниями горожан.
На этом позволь закончить.
Твой друг Томас Рок.

Городской госпиталь. Картотека доктора Стивена Богарта. Личная папка пациента Черльза Брукса.
Болезнь – приступы мигрени.
Лечение – кровопускание.
Рекомендовано – 3-5 чашек кофе в день. Настойка валерианы утром и вечером.
Чарльз Брукс.
Никто не знает, откуда прибыл Чарльз Брукс, и что его привело на Карибы, однако каждый моряк с удовольствием поведует вам историю появления на Тортуге этого джентльмена.
В тот день, небезызвестный и довольно удачливый капитан Хьюго спешно готовил корабль к отплытию. Узнав от верных людей, что из Картахены в Испанию должен тайно отправиться корабль с грузом золота, он собирался перехватить его. Экспедиция обещала быть короткой и принести ощутимую прибыль. Одно настораживало Хьюго, судно-приз вполне могло идти с сопровождением.
— В конце концов, — раздражённо говорил он боцману, — если увидим, что не можем совладать с конвоем, повернём назад. Что мы теряем? В погоню за нами не пустятся.
— Не нравится мне всё это, — скрёб бороду боцман. – Людей, дай Бог, если две трети наберётся. Пороха вдоволь, а, вот, ядер на хорошую заварушку не хватит.
— Какие, к дьяволу, заварушки? – ругался Хьюго. – Догоняем испанца, даём залп для острастки и идём на абордаж.
В дверь каюты осторожно постучали.
— Сэр, — просунулась голова матроса. – К вам человек. Желает говорить только с капитаном.
— Что за порядки на этом судне? – Хьюго саркастически развёл руками. – Шляются по палубе какие то люди. Хотят со мной говорить. Чёрт с ним! Зови! Но, клянусь, пусть побережётся, если у него плохие вести.
Дверь распахнулась и, в каюту зашёл Чарльз Брукс. Был он высок ростом, худощав и светловолос. Голубые выцветшие глаза смотрели устало и чуть презрительно. Тонкие сжатые губы, казалось, никогда не знали улыбки. Одет вошедший был в чёрный походный камзол и дорожный плащ.
— Пристрелю, — внезапно решил Хьюго. – Выслушаю и пристрелю. Это и меня взбодрит, и команде задаст подходящий настрой.
Капитан достал из-за пояса пистолет и бросил на заваленный картами стол.
— Какого дьявола вам угодно, любезнейший? – зло осклабился Хьюго.
— Мне угодно, — голос Брукса был холоден и звучал несколько надменно, — предложить услуги канонира.
— Кровь Господня, — прорычал капитан, но сдержался. – Считайте себя членом команды. Положите руку на Библию, поклянитесь в преданности кораблю и проваливайте. Боцман покажет ваше место.
— Несколько условий, сэр, — Брукс не двинулся с места. – Я нанимаюсь только на одно дело, после чего мы расстаёмся. Моя доля составит десятую часть добычи.
Боцман засмеялся, но, взглянув на налившееся кровью лицо Хьюго, немедленно умолк.
— Сэр, — Брукс по-прежнему был бесстрастен. – Позвольте сделать выстрел из орудия, дабы не терять время на дальнейшие разговоры.
— Прекрасно, — капитан встал из-за стола, сунул за пояс пистолет и почти бегом вышел на палубу. Указал на кормовую четырёхфунтовую пушку. Покрутил головой, выискивая цель. – Видите, в миле отсюда, на берегу свалены пустые бочки? Недолёт или перелёт больше 30 футов и я прострелю вам голову. Ели меньше, то, считайте себя нанятым на обычных условиях.
Брукс, не спеша снял плащ и подошёл к орудию. Зачерпнул из стоящего рядом бочонка пригоршню пороха, поднёс к глазам и, кажется, остался доволен. Команда, бросившая погрузку, толпилась рядом, заинтересованно поглядывая на нового канонира, заряжающего пушку.
Ядро врезалось точно в груду бочек, разметав её и подбросив к небу обломки. Пираты удивлённо зашумели. Таких выстрелов видеть ещё никому не доводилось.
— Ещё раз, — приказал Хьюго.
Второе ядро легло футов на пять правее, раскидав оставшиеся бочки.
— Вы наняты. Прошу в мою каюту, — коротко бросил капитан. И, чуть поклонившись, добавил, — сэр.
На шхуну они наткнулись милях в пятидесяти восточнее от Картахены. Шедший впереди неё двадцатипушечный бриг, заметив пиратов, убавил парусов и принялся разворачиваться.
— Интересно, — проворчал боцман, — я один был уверен, что испанцы не пойдут без охраны?
Хьюго с ненавистью посмотрел на него. Разумеется, можно было дать бой этому треклятому бригу. Но капитан понимал, что прежде, чем подойдёшь к противнику, запросто лишишься части парусов, а то и мачты. А уж после схватки, точно будет не до погони за шхуной.
— Разворот, — скомандовал Хьюго. – Уходим.
— Нет, сэр, — рядом с ним появился Брукс. – Не меняйте курс, только уберите паруса. Я справлюсь с ним.
Срывая с себя плащ, он бросился к носовой пушке, и уже через минуту первое ядро подняло фонтан брызг у кормы брига. Следующий снаряд пришёлся в середину грот мачты, обрушив её на палубу.
— Право руля, — завопил боцман.
Бриг, несмотря на потерю маневренности, не собирался сдаваться и поворачивал, готовясь дать залп.
— Фок! — приплясывая от радости кричал Хьюго. – Сбей ему фок!
Правый борт брига окутался дымом и в воздухе засвистели ядра.
— Держитесь, парни! — взмолился капитан. – Канониры, пли!
Проходя мимо раненого противника, пираты дали залп, который пронёсся над бригом, разрывая паруса и снасти. Брукс, не медля ни секунды, устремился к кормовой пушке и со второго выстрела вдребезги разнёс фок-мачту противника.
Капитан шхуны, наблюдавший в подзорную трубу, гибель своего конвоя, встал на якорь и выбросил белый флаг.
На Тортуге Брукс, получив расчёт, поочерёдно отказался от предложений Хьюго стать старшим канониром, компаньоном и родным братом.
— Будет интересное дело, сэр, — уходя, бросил он, — всегда к вашим услугам.
После третьего удачного похода, о Чарльзе Бруксе уже знали все Карибы. Поселившись в гостинице «Синий Яков», он был готов принять предложение любого капитана, предлагавшего прибыльную экспедицию. Брал Брукс немало, однако его участие гарантировало успех. Не прошло и года, как правительства Британии, Франции, Испании и Голландии оценили голову славного канонира в тысячу дублонов. Поняв, что известность стала играть против него, Брукс решился на последнее дело, после которого можно было уйти на покой.
Спустя три недели пиратами был совершён налёт на порт Сан-Томас, где ждали вывоза в Голландию несколько тонн серебряных слитков из окрестных рудников. Два корабля корсаров появились в предрассветном тумане и встали на якорь милях в трёх от гавани. В крепости, охраняющей порт, труба запела сигнал тревоги. Канониры с зажжёнными фитилями бросились к орудиям на стенах. В эту минуту, со скалы, что возвышалась в четверти мили от города, ударила пушка. Первое ядро выломало зубец на площадке бастиона, второе, распугав солдат, взрыло землю во внутреннем дворе. Третье же, сметя дверь порохового погреба, влетело внутрь. Последовавший за этим взрыв, расколол надвое крепостную стену. К небу, в столбах дыма и огня, взметнулись горящие брёвна, камни и искорёженные орудия. Тотчас корабли корсаров, подняв паруса, словно хищные птицы, устремились к крепости.
Через несколько месяцев из Сан-Доминго вышла шхуна, с грузом какао. Среди пассажиров, направляющихся в Британию, был некий высокий светловолосый джентльмен, одетый в чёрный плащ. Четверо матросов, постанывая от натуги, внесли в каюту несколько внушительных сундуков. Гость заперся, предупредив, что бы его не беспокоили. День выдался ясный, ветреный и капитан, отдав последние распоряжения, решил выспаться после ночной погрузки. Однако не успел он забыться сном, как был разбужен встревоженным вахтенным.
— Нас нагоняет судно, сэр, — потряс его за плечо матрос. – Боцман просит вас на палубу.
Позёвывая, капитан вышел на корму, поднёс к глазам подзорную трубу и оцепенел. Двадцатипушечный бриг, с развевающимся чёрным флагом, мчался на всех парусах, с каждой минутой сокращая расстояние. Уйти от него не представлялось возможным. Дать бой – равносильно самоубийству. Оставалось, сдаться, в надежде, что пираты, забрав груз, пощадят их жизни.
— Прикажите добавить парусов, капитан, — спокойный голос высокого джентльмена прозвучал, как выстрел в повисшей тишине.
Пройдя на корму, пассажир мельком глянул на медную 18-фунтовую пушку и засучил рукава рубахи.
— Расчёт, ко мне, — скомандовал он.
Первым выстрелом долговязый разбил фигуру русалки, украшавшей форштевень брига. Второе ядро точно посередине переломило фок-мачту. Пиратский корабль, накренился и, почти зачёрпывая бортом воду, стал разворачиваться.
— В следующий раз, — холодно глядя на потрясённую команду, отчеканил высокий джентльмен, — потрудитесь позвать меня заранее.
И, не оборачиваясь, направился в каюту.
— Разрази меня гром, — зашептал боцман на ухо капитану, — если это не сам Чарли Брукс. Высокий блондин, стреляющий так, будто ему благоволит сам дьявол.
— Задержитесь, сэр, — приказал капитан, мгновенно вспомнивший о тысяче дублонов, обещанных за голову пиратского канонира. – Не потрудитесь ли назвать ваше имя?
— Джон Фоулс, — презрительно посмотрел на него пассажир.
— Поклянитесь честью, что так вас зовут на самом деле, сэр, — не отступал тот.
— Даже не подумаю, — скривился долговязый.
— В кандалы, — скомандовал капитан. – Обыскать его каюту.
В сундуках пассажира, немедленно вскрытых боцманом, оказалось золото и бумаги на имя Чарльза Брукса, лейтенанта артиллерии.
А ночью в трюм, где томился пленник, крадучись спустился штурман.
— Сэр, — протянул он Бруксу кувшин с ромом и сыр, — у меня к вам деловое предложение.
— Что же, — усмехнулся тот, — попробуйте заинтересовать.
— Ребятам здорово осточертели капитан с боцманом, — горячо зашептал штурман. – Признаться, мы уже с месяц подумываем, не сбросить ли их за борт. И, если бы у нас был подходящий канонир…
— Заключу договор на год, — остановил его Брукс. – Десятая часть добычи моя.
— Когда наверху всё закончится, — подмигнул штурман, — я освобожу вас. Кстати, сэр, меня зовут Рене. А, если дело выгорит, то, глядишь, и Капитан Рене. Был рад знакомству.
После этого ещё целый год гремело на Карибах имя канонира Чарли Брукса. Исчез он также внезапно, как и появился.

Городской госпиталь. Картотека доктора Стивена Богарта. Личная папка пациента Бенджамина N.
Болезнь – хроническая бессонница.
Лечение – отвар мелиссы, глинтвейн.
Рекомендовано – тёплые ванны, физические нагрузки.
Бенджамин N.
Профессию зубодёра и нехитрый набор инструментов он унаследовал от отца. Обходя побережье с юга на север и обратно, Бенджамин облегчал муки несчастных, удаляя больные зубы. Посещая очередной городок, он устанавливал на базарной площади стул, раскладывал на чистой тряпице инструменты, и приступал к работе. Надо отметить, что рвал он зубы легко и виртуозно. Главным было – усадить больного и прихватить больной зуб щипцами.
— Я лишь посмотрю, — ласково уверял Бенджи, примеряясь. – Почувствуете боль, сразу же остановлюсь.
Чего уж греха таить, проклятая боль, сопровождающая операцию, была неизбежной. Мужчины перед процедурой получали добрую кружку горячего рома и боязливо раскрывали рты, указывая пальцем на источник несчастья. Дамам предлагался отвар из корня валерианы с неплохой добавкой того же самого спиртного. Сложнее всего приходилось с детьми. Тут уже было не обойтись без помощи родителей, которые, навалившись на чадо, удерживали его. Иногда же, в крайних случаях, Бенджамин прибегал к помощи чулка, набитого песком. Молниеносно нанесённый удар в висок, приводил к временной потери сознания и избавлял пациента от ненужных мук. Увы, не многие соглашались на подобную анестезию.
Время шло. Бенджи, поглядывая на искусанные клиентами пальцы, мечтал о волшебном порошке, дающим нечувствительность к боли. Ему снились пациенты, сидящие в ряд с открытыми ртами. Он же, в шёлковой мантии, обходит их, бросая каждому на язык щепотку чудодейственного снадобья. А, затем, непринуждённо и легко выдёргивает больные зубы.
— Видите, — улыбается Бенджи, — ни капельки не больно. Великая магия медицины.
— Кудесник, — шепчут счастливцы.
И достают из карманов золотые дублоны…
Неизвестно, бог или дьявол услышал молитвы зубодёра, но однажды Бенджамин остановился в крохотной деревеньке. Там-то к нему и обратился местный рыбак с просьбой помочь отцу. Усадив пациента, наш лекарь протянул больному кружку с огненным зельем. Однако старик мягко отказался от спиртного и, отхлебнув какого-то коричневого пойла из скорлупы кокоса, безбоязненно открыл рот.
— Придётся потерпеть, папаша, — задумчиво глядя на обломок коренного зуба, покачал головой Бенджи.
Пациент лишь пожал плечами и продолжал сидеть, разинув рот.
Прошло не менее пяти минут, прежде, чем Бенджамин повалился на песок, сжимая щипцами окровавленный зуб. И, вот что удивительно, больной не только ни разу не вскрикнул, но даже не проявил намёка на беспокойство.
— Железные у тебя нервы, старик, — вытер пот со лба лекарь.
— Грибная вода, — ухмыльнулся тот. И, кивнув на остатки жидкости в скорлупе, прошамкал, — Попробуй.
Бенджамин понюхал пахнущую прелой листвой настойку и, окунув в неё палец, лизнул. Тотчас кончик языка отнялся.
— Что за чёрт? – прошептал лекарь, ущипнув себя за язык. – Ничего не чувствую.
Старик сходил в хижину и вынес оттуда полную пригоршню голубоватых, полупрозрачных грибов.
— Возьми, добрый человек, — протянул он их Бенджамину. – Разотри в воде, процеди и пей от всех внутренних хворей.
— Превосходные у тебя грибы, — осторожно начал тот. – Продаёшь?
— Зачем? – бесхитростно рассмеялся старик. – Кому надо, тот пойдёт в джунгли и сам наберёт.
Переночевав в деревушке, Бенджамин с корзиной в руках отправился в лес.
Не прошло и нескольких минут, как он приметил под гнилой корягой россыпь голубых грибов. Собрав их, лекарь сделал ещё несколько шагов и тотчас наткнулся на другой выводок, уже, красных грибков. Оказалось, что они растут повсюду! Голубые, розовые, жёлтые, белёсые. Бенджамин принялся за дело, аккуратно перекладывая разноцветную добычу пальмовыми листьями.
Вернувшись, он рассыпал на землю грибы и приступил к их изучению. Первым Бенджи пожевал уже знакомый голубоватый гриб и удовлетворённо отметил, что язык немедленно потерял чувствительность. Дождавшись, когда действие закончится, откусил от жёлтого. Подождал минуту-другую и понял, что грибы этого цвета совершенно бесполезны.
— Ерунда, — хотел он выбросить их, но замешкался. Уж очень жёлтые были забавными. На тонких ножках, с оборочками под шляпками.
— Как человечки, — изумился Бенджи. – Весёлые жёлтые человечки!
Приглядевшись к кучкам грибов, он заметил, что все они встали на ножки и приплясывают, напевая тонкими, дребезжащими голосками. Бенджи даже расслышал слова песни, которые потом, как не силился, вспомнить не мог. Осталось только ощущение какой-то безграничной радости и лёгкости.
Когда наваждение закончилось, зубодёр понял, что столкнулся с каким-то удивительным явлением природы, могущим озолотить его и подарить бесконечную власть над пациентами. Три последующих дня, что он провёл, пробуя разные грибы, утвердили его в этом мнении. Теперь, изготовив пять различных настоек, Бенджи мог: сделать человека нечувствительным к боли; подвергнуть безудержному веселью; заставить трястись от страха; усыпить; привести в ярость.
— Бог мой, — бормотал он, шагая к Картахене, — пройдёт неделя и всё побережье бросится ко мне рвать зубы.
Первого пациента пришлось ждать два дня. Чтобы не сойти с ума от напряжения, Бенджи смачивал палец в «веселящей» настойке и украдкой облизывал.
— Вот откуда, — мелькнуло в голове, — взялось выражение «нализаться».
Он счастливо рассмеялся, насторожив длинноволосого юнца с перевязанной платком щекой. Больного держала за руку сухопарая дама в чёрном платье.
— Вы рвёте зубы? – строго спросила она.
— Не только рву, но и делаю это без боли и страданий пациента, — радостно ответил Бенджи.
— Точно не будет больно? – с сомнением поинтересовался юнец.
— Сынок, — «веселящая» настойка пела в голове лекаря. – Я вырву тебе все зубы до одного, а ты даже не почувствуешь.
Бенджамин усадил юношу на стул, демонстративно вымыл руки в медном тазике и, набрав в ложку обезболивающего элексира, обильно полил больной зуб.
— Сеньора, — обратился он к даме, желая выиграть время, пока лекарство не подействует. – Если ваш сын хоть раз вскрикнет, я откажусь от гонорара.
— Это мой муж, — с ненавистью прошипела та.
— Тем более, — невпопад ответил Бенджи и взялся за инструмент.
Как бы там не было, а зубодёром он был отменным. Ловким движением, ухватив зуб и чуть повернув клещи, легко выдернул его и, улыбаясь, продемонстрировал изумлённому пациенту.
— Невероятно, — юноша встал и приложил ладонь к щеке.
— Раз вы такой мастер, — дама немедленно заняла место мужа, — посмотрите и меня. Там внизу должно быть какой-то осколок.
— Вам, сеньора, — Бенджи смешал в ложке «веселящую» настойку с «обезболивающей», — это встанет чуть дороже. Сами понимаете, тут нужна особо тонкая работа.
Дама, сначала раздражённо сдвинувшая брови, глотнув элексира, немедленно расплылась в улыбке.
— Вы такой душка, — пропела она. – И такой забавный.
Бенджамин, благодарно кивнул, примерился к обломку зуба и вырвал его.
— Хочу ещё, — веселилась дама. – В жизни мне не было так хорошо.
Наш лекарь, поняв, что впредь с «веселящей» настойкой надо быть аккуратнее, с трудом смог убедить сеньору, что лечение её семьи закончено. Вручив Бенджи золотой, дама, пританцовывая и тормоша недоумевающего супруга, удалилась.
— Теперь, — глядя на монету, лежащую в ладони, просиял Бенджамин, – весь город бросится ко мне.
И он не ошибся. Пациенты прибывали один за другим. Казалось, что число их превышает население города. И, каждый, кому Бенджи помог, в восторге бежал к знакомым, что бы поделиться потрясающей новостью. У его ног медленно росла горка вырванных зубов. Коричневых от табака. Сломанных о скорлупу орехов. Молочных. Изъеденных кариесом. Даже один собачий, удалённый у сеттера, приведённого пожилым сеньором.
— Прошу прощения, — устало объявил он, когда на город опустились сумерки. – На сегодня приём закончен. Жду всех завтра.
Однако, на следующий день, вместо того, чтобы выставить стул на базарной площади, Бенджамин арендовал небольшой домик в центре города. Заказал у местного маляра вывеску «Лечение зубов без боли» и занялся оборудованием собственного кабинета.
Так в хлопотах и приготовлениях, он не заметил, как стемнело. Утром, свежевыбритый и сияющий Бенджи, распахнув двери, вышел на улицу. Там уже топтался добрый десяток человек. Некоторые, судя по запылённой одежде, прибыли издалека.
— Тех, кто не может терпеть, — наш лекарь излучал заботу и благодушие, — приму первым.
С этого дня Бенджи уже не спешил. Перед тем, как приступить к удалению, заимел привычку подолгу беседовать с каждым пациентом. Давал советы, как сберечь оставшиеся зубы. Записывал рецепты приготовления полосканий, оговаривал сроки новых профилактических встреч. Одним словом, вёл себя, как заправский доктор. Оно и понятно! Бенджи отлично знал, что уже не за горами тот день, когда он вырвет последний больной зуб и пытался несколько растянуть отведённый ему срок.
Однако если уж Фортуна решила улыбнуться человеку, то осыпает его дарами с ног до головы. Так получилось и с нашим лекарем. Через неделю, когда поток пациентов практически иссяк, к нему ввалился запыхавшийся посыльный.
— Его милость, идальго Диего Фернандес приглашает на свою гасиенду. Извольте отправиться немедленно. Экипаж ждёт.
Чтобы не взвизгнуть от радости, Бенджи закусил губу и отвернулся. Наконец-то слухи о его мастерстве достигли тех самых вершин, о которых нельзя было и мечтать, выдирая зубы на базарных площадях.
— Придётся отменить приём, — казалось, Бенджи не знает, как поступить. – Впрочем, на что только не пойдёшь, ради его милости.
Идальго Фернандес оказался ворчливым и желчным стариком. Обозвав нашего лекаря «коновалом», «проходимцем» и «жуликом», он, тем не менее, открыл рот полный исковерканных зубов. Аккуратно смазав дёсны пациента обезболивающим, Бенджи, качая головой и проклиная предыдущих докторов, извлёк пожелтевший коренной.
— Однако… – удивлённо протянул идальго, трогая онемевшую щёку.
— Извольте ещё глоточек лекарства, — пропел лекарь, подавая ложку с каплей «веселящей» настойки.
— Дьявол бы побрал все ваши порошки и снадобья, — начал, было, дон Фернандес и внезапно умолк. Чудодейственное зелье вспыхнуло в мозгу, раскрасив сумрачный кабинет всеми цветами радужного спектра. Пропали тени и полутона. Но, главное, исчезла вечная тянущая боль в суставах, перестал ныть желудок и кружиться голова.
— Дева Мария, — прошептал идальго, вставая с кресла. – Да ты, просто, посланец божий!
— Всего лишь скромный эскулап, — притворно вздохнул Бенджи. И скорбно добавил, — Живу на скромные подаяния.
— Озолочу, — обнял его дон Фернандес, срывая с пальца кольцо, осыпанное рубинами. – Будешь жить у меня.
Однако, зубодёр, со всей почтительностью, вывернулся из объятий идальго и поспешил откланяться. Вернувшись же домой, на скорую руку принял троих пациентов и закрыл кабинет. Укладываясь спать, он ни на мгновение не сомневался в том, что назавтра дон Фернандо вновь пришлёт за ним.
Бенджамин, как в воду глядел. Ни свет, ни заря в дверь уже стучал слуга дона. В этот раз доктор уже не так спешил. Несмотря на протесты, осмотрел полость рта пациента, поцокал языком, сделал вид, что записал себе что-то на память, и только после этого выдал «лекарство».
— Я хочу купить у тебя эту волшебную микстуру, — выпалил дон, на третий день. – Всю, что есть!
— Вынужден огорчить, ваша милость, — развел руками Бенджи. – Сиё лекарство недолговечно и приходится готовить его, непосредственно перед визитом, ибо через несколько часов все целебные свойства исчезают.
— Так, поселись у меня, — не отпускал его старик.
— Увы, — скорбно покачал головой тот, — на мне лежит ответственность за здоровье множества пациентов. Так, что, если почувствуете себя хуже, присылайте слугу.
Стать личным лекарем дона было необычайно заманчиво, но Бенджи лелеял более дерзкие замыслы. Он был уверен, что вскоре слухи о чудодейственном враче дойдут и до других состоятельных господ. И наш пройдоха не ошибся! Не прошло и полугода, как у дверей поутру стал собираться добрый десяток слуг за лекарством для своих хозяев. А, Бенджи начал задумываться, не завести ли ему собственного аптекаря. Беспокоило только одно — дону Фернандесу уже не помогала одна капля настойки. Теперь старику, что бы взбодриться, требовалось не менее ложки снадобья.
— Этак он скоро начнёт пить кружками, — раздражённо ворчал Бенджи. – Пора поднять старому чёрту цену.
А потом случилось то, чего наш доктор не мог предвидеть. У слуги дона Фернандеса, каждое утро забиравшего лекарство, заболела мать. Недолго думая, любящий сын тайком отлил половину флакона зелья, предназначенного для господина, и разбавил остаток водой. Чудодейственное лекарство немедленно поставило мать на ноги, а престарелому дону к вечеру стало так плохо, что он велел заложить карету и немедленно гнать лошадей к лекарю. Бенджи дома не оказалось, поэтому дон приказал слугам выбить дверь и ждать снаружи. Войдя внутрь, он безошибочно, точно ищейка, нашёл искомую бутыль и, издав восторженный вопль, приложился к ней. Бенджамин, появился только через полчаса, и, узнав карету дона, сразу понял, что случилось неладное. Взяв себя в руки, он прошёл мимо слуг, стоящих у выломанной двери и зашёл в дом. Тело дона Фернандеса лежало на полу. Рот покойника растянулся в последней блаженной улыбке, а похолодевшая рука крепко сжимала бутылку с «веселящей» настойкой. Бенджи, стараясь не смотреть на мертвеца, достал из тайника в полу свои сбережения и, рассыпая монеты, набил карманы золотом. Затем, разжав пальцы старика, забрал оставшееся зелье.
— Дон задержится у меня до утра, — стараясь говорить естественно, кивнул он слугам. – Через несколько часов вернусь.
Сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, Бенджи направился в сторону гавани. Там, достав горсть золотых, не торгуясь, купил баркас, кое-как поставил парус и вышел в море. Пришёл он в себя только глубокой ночью.
— Уйду на Тортугу, — успокаивал себя Бенджи. – Поживу, пока всё не уляжется, там меня никто искать не станет.
В конце концов, всё складывалось не так уж и плохо. Погони, кажется, не было, а золота, которое он забрал с собой должно хватить не на один день беззаботной жизни. Но, главным был секрет «веселящих» грибов, который вскоре сделает его по-настоящему богатым. Бенджи подмигнул мерцающим звёздам, лёг на дно баркаса и мгновенно уснул.
Ужас своего положения он осознал, только проснувшись и поняв, что оказался один в безбрежном океане, без воды и пищи. Баркас, увлекаемый течением, медленно двигался. Но, куда?..
Пять бесконечных дней, мучимый жаждой и голодом, Бенджи верил, что вдали покажется берег или спасительный парус. На шестое утро, в последний раз, обозрев пустой горизонт, он откупорил бутыль с настойкой и одним махом опустошил.
Подобрал зубодёра, милях в трёх от берега, португальский купец Антонио.
— Парень, видимо, не из простых, — сказал он Папаше Бо. – Перстень с рубинами, полные карманы монет. Здесь кроется какая-то тайна, сэр.
— Попробуем поставить несчастного на ноги, — сказал Бо. – Сейчас, сам видишь, не до расспросов.
Однако, очнувшийся через несколько дней больной, так и не мог вспомнить кто он и откуда. Единственное, что спасённый знал наверняка, было его имя — Бенджамин. Папаша Бо помог ему купить небольшой уютный домик на берегу, где Бенджи и поселился.
— Морской воздух и покой, — решил Бо, — иногда творят чудеса. Надеюсь, однажды память вернётся к нему.
— А, может быть, — хохотнул его приятель, рыжий владелец отеля «Цезарь», — парню лучше и не вспоминать, что с ним приключилось.

Городской госпиталь.
История, поведанная доктору медицины Томасу Року кастеляном госпиталя Франсуа Родье.
Джордж Хемфри.

Сэр Хэмфри, провоевавший большую часть жизни под знамёнами славного короля Якова, после смерти монарха поселился в родовом гнезде на нортумберлендских болотах. Там же у него родился сын Джордж, должный впоследствии прославить и продлить благородный род отца.
— Руки, ноги и всё остальное у парня на месте, — внимательно оглядев новорожденного, резюмировал сэр Хэмфри. – Моё дело сделать из него воина, а ум пусть вложат учителя и розги.
Отец с усердием занялся воспитанием отпрыска и к двенадцати годам тот чувствовал себя в седле удобнее, чем на стуле. В четырнадцать, мог незаметно прокрасться к соседям, зарезать барана и пробежать пять миль с тушей на плечах. Когда же шестнадцатилетний Джордж, с мечом в руках, обратил в бегство пятерых сборщиков налогов, подъехавших к замку, отец решил, что его часть воспитания выполнена.
— В этой стране, — объявил он наследнику, — о достойном образовании нечего и мечтать. Чему тебя здесь научат? Гейдельбергский университет, сын мой, вот где источник просвещения для всей Европы.
Признаться, сам сэр Хэмфри ни разу Британию не покидал, а об университете слышал от знакомого из королевской гвардии.
— Где это, бог мой? – в ужасе всплеснула руками жена.
— В Германии, — уверенно ответил родитель. – Ну, или где-то рядом.
Срочно был нанят учитель. С поистине немецкой педантичностью он взялся за обучение юноши, однако, вскоре его преподавательский пыл стал охладевать. Виной тому послужило не нежелание Джорджа заниматься, а унылый пейзаж за окном. Бескрайние болота и заросшие вереском холмы внушали немцу такую тоску, что он пару раз пытался бежать, но оба раз был изловлен сворой гончих сэра Хэмфри. В результате бедняга стал всё чаще прикладываться к кувшинчику с виски, а выпив и развеселившись, распевать на пару с воспитанником песни своей родины.
— O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin, — разносил ветер над нортумберлендскими топями.
***
Через год, рассчитав учителя, сэр Хэмфри вручил Джорджу увесистый кошель и благословил в долгий путь. Сын поцеловал мать, поклонился отцу и, не торопясь, выехал за ворота замка. Пока родительский дом не скрылся из виду, молодой человек сдерживал коня, и только отъехав на приличное расстояние, пришпорил вороного и помчался во весь опор. Его ждала неведомая Германия, где шумят леса, текут голубые реки, дома покрыты красной черепицей, а счастливые жители поют на лугах, — O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin.
Как человек никогда не видавший моря, но заранее влюблённый в него, замирает, задохнувшись от восторга при виде бескрайней стихии, так и Джордж потерял дар речи, ступив на благословенную землю Германии. Всё рассказы наставника оказались правдой. И уютные городки в зелёных долинах, и летящие в небо шпили соборов, и приветливые улыбки встречных. Но самым большим счастьем, как и обещал отец, оказалась учёба в Гейдельбергском университете. Джордж, выросший на безлюдных болотах, оказался окружён ватагой жизнерадостных товарищей. Отсидев полдня на скучных занятиях, студенты спешили в ближайший трактир, где устраивали весёлую пирушку. Влив в себя изрядное количество пива, они, положив друг другу руки на плечи, принимались петь, раскачиваясь в такт. Звенели монеты, стучали сдвигаемые разом кружки, клубился трубочный дым. Выйдя на ночные улочки, юные гуляки продолжали горланить песни, что нередко заканчивалось потасовками со стражниками или с разъярёнными горожанами.
— Хочу быть вечным студентом, — засыпая, просил Создателя Джордж.
Прошло три беззаботных года, а на четвёртый пришло письмо, из которого повеса узнал, что его отец и матушка скоропостижно скончались. Погоревав и простившись с верными собутыльниками, Джордж вернулся в родовое гнездо.
Там всё было по-прежнему. Свинцовые тучи сеяли мелкий дождь на холмы, вилась над стадами грязных овец мошкара, да изредка проезжала крестьянская телега с мокрым сеном. В замке было сыро и пусто. Отец не особенно бережно относился к бумагам, поэтому дело со вступлением в наследство обещало растянуться на месяцы. Джордж, слоняясь по коридорам и залам, зевал и отчаянно скучал. Распорядился было начать ремонт, но быстро остыл. Объездил с визитами всех соседей, но и там его ждало разочарование. Мрачные болотные бароны пиву и пению предпочитали торфяной виски и завывание волынки. Отчаявшись, Джордж отправился в Ньюкасл, славящийся, как «самый весёлый» город графства.
— Разрази меня гром! — воскликнул он в сердцах, выходя из пятого по счёту паба. – Сидеть поодиночке, уткнувшись носом в стакан с виски, это и есть знаменитое ньюкастловское гуляние?
Так, бесцельно бредя по узкой кривой улице, он дошёл до порта.
Запахло морем, смолой и солёной рыбой. Навстречу двигалась угрюмая подвыпившая компания. Джордж огляделся и, заметив вывеску таверны, толкнул дверь и зашёл внутрь.
— Greensleeves was all my joy
Greensleeves was my delight, — оглушил его рёв множества глоток.
Дюжина рослых бородачей, стуча в такт кружками с элем, радостно ревели песню. Джордж пробрался за дальний стол и заворожено уставился на гуляк. Те продолжали петь, не забывая, время от времени, отхлёбывать эля. Песня закончилась, и здоровяки загалдели, дружелюбно толкая друг друга и посмеиваясь. Глаза Джордж наполнились слезами. Ещё совсем недавно он точно так же беззаботно веселился с друзьями в старом добром Гейдельберге.
— Докеры, сэр, — за его спиной возник хозяин в несвежем фартуке. – Чего изволите?
— Пива мне и этим парням, — распорядился Джордж.
Трактирщик недоумённо поднял брови, но промолчал и выставил на стол гулякам угощение.
— Благодарим, сэр, — один из докеров, покачиваясь, встал. Поднял кружку. – Ваше здоровье!
— Отличная песня, джентльмены, — привстал в ответ Джордж. – Согревает душу.
— Окажите честь, подсаживайтесь к нам, — загалдели грузчики.
Глубокой ночью разудалая компания вывалилась из таверны на улицы Ньюкастла. Обнявшись, припозднившиеся приятели, шумя и пританцовывая, двинулись в центр города.
— O, du lieber Augustin, — начинал Джордж.
— Augustin, Augustin! – подхватывали докеры.
Обитатели портовых трущоб, вышедшие на ночной промысел, жались к стенам домов, пропуская молодцов, а весёлые девицы посылали воздушные поцелуи.
— Безобразие, — высунулась из окна чья-то голова в ночном колпаке.
Джордж поднял с мостовой камень. Зазвенело выбитое стекло.
— Заткнись! – рявкнул Джордж.
— Вот это по-нашему, сэр, — захохотали докеры.
— Джентльмены, — наш герой остановился. – Едем ко мне в замок! Считайте, что я нанял вас на всё лето. Двойная оплата и стол.
— Ура сэру Джорджу! – заревела компания.
Путь в родовое гнездо занял два дня и сопровождался посещением всех без исключения придорожных таверн. Наконец-то добравшись до замка, ватага гуляк, не раздеваясь, рухнула в парадном зале и уснула мёртвым сном до утра. Перепуганные слуги, осторожно перешагивая через спящих, отыскали тело господина и унесли его в спальню. Докеры же так и провели ночь на мраморных плитах гостиной, беззаботно храпя под взглядами предков, гневно взирающих с фамильных портретов. Однако, с рассветом, позёвывая и почёсываясь, грузчики на скорую руку позавтракали на кухне и собрались во внутреннем дворе. Там, их и обнаружил Джордж, проснувшись только к полудню.
— Какие будут распоряжения, сэр? – обратился старший.
— Предлагаю закатить пирушку по случаю нашего счастливого знакомства, — подмигнул тот.
— Просим прощения, сэр, — помедлил с ответом докер. – Но мы люди простые и привыкли честно отрабатывать свой хлеб. Позвольте нам с ребятами наколоть дров, вычистить ров вокруг замка, подправить постройки.
— Может быть, — с надеждой попросил наш хозяин, — начнёте завтра?
***
Через месяц Джорджа возненавидели все соседи, а, к концу лета – всё графство. Отныне, проезжающие мимо его замка с раздражением взирали на крепких молодцов, которые возились с подъёмным мостом, углубляли заросший ров или очищали ото мха и плесени крепостные стены. Казалось, сами собой перекрывались крыши в загонах для овец, и появлялись новые постройки. Но, самым невыносимым, было то, что каждый вечер у Джорджа зажигались факелы, и над вековыми болотами гремело беззаботное, — O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin!
Раз в неделю на дороге появлялась телега, битком набитая хохочущими бородачами. Горланя песни, они объезжали окрестные трактиры, приставая к девицам и задирая неуклюжих деревенских парней. Однако, каждого, кто был готов поднять с ними кружку, немедленно принимали в компанию и напаивали до изумления.
— Сэр Хэмфри перевернулся бы в гробу, — ворчали болотные бароны, — узнав, с кем связался его отпрыск.
— Пьяница и развратник, — осуждающе поддакивали их супруги.
Долго так продолжаться не могло. Общество Нортумберленда с нетерпением ждало первой ошибки Джорджа, что бы перейти в наступление. И, естественно, наш, ничего не подозревающий герой, не замедлил дать им повод.
В один из субботних вечеров барон сэр Митфорд, возвращаясь из города в поместье, заглянул в деревенский трактир, желая промочить горло. Однако, вместо тишины и места у пылающего камина, его встретила разудалая компания пьяных оборванцев, орущих невпопад непристойные куплеты.
— Немедленно вышвырни этот сброд, — досадливо скривившись, приказал барон перепуганному хозяину.
— А, не убраться ли вам самому, сударь? – развязно спросил один из гуляк.
Взбешённый сэр Митфорд с изумлением узнал в нём молодого Джорджа Хэмфри.
— Щенок, — взревел барон, выхватывая шпагу из ножен и делая шаг к обидчику.
Однако тот, поднаторевший в бесчисленном количестве кабацких драк, молниеносным движением схватил стул и огрел им сэра Митфорда. Барон пошатнулся и выронил клинок. Второй удар поверг его на пол под обидный хохот докеров.
— Джентльмены, — скомандовал Джордж, — выбросьте этого брюзгу на улицу.
Разумеется, наутро наш герой забыл о досадном происшествии в трактире. Поэтому, когда, спустя неделю, у ворот замка остановилась карета, и слуга доложил о прибытии судьи Китса, Джорджу и в голову не пришло, что тот явился неспроста. Старинный друг отца, судья Китс, являл собой образец британского правосудия. Грузный, но не обрюзгший, с пшеничного цвета волосами, пронзительными голубыми глазами и красным носом, судья стоял во внутреннем дворе, разглядывая владения Джорджа.
— А ты славно потрудился над родительским домом, — одобрительно прищурился он.
— Благодарю, сэр, — почтительно поклонился Джордж. – Капельку портвейна?
— Разумеется, — кивнул судья и прошёл в дом.
Там, удобно расположившись в кресле, сэр Китс вкратце изложил суть своего визита.
— Сынок, — сопя начал он, — этот болван Митфорд, об голову которого ты обломал скамью в кабаке, жаждет крови. Два дня назад притащился ко мне, и битый час нёс всякий вздор, жалуясь на поруганную честь. Признаться, тебе надо было заколоть его на месте, да и дело с концом. Теперь же недоумок считает себя оскорблённым и грозится дойти до графа.
— Может быть, — с надеждой спросил Джордж, — вызвать его на дуэль?
— Не настолько он дурак, — помрачнел судья. – Да и родня поднимет крик до небес, проткни ты его. Позволь, на правах старого друга дома дать один совет. Отправляйся-ка, сынок, в путешествие, а я тем временем потяну дело и постараюсь представить графу всё это, как обычную потасовку. Джентльмены выпили, повздорили. Может быть, кто-то кого-то и ударил. Но, слава Создателю, все целёхоньки.
— Благодарю, сэр. Я так и поступлю, — благодарно прижал руку к сердцу Джордж. – Однако не будет ли выглядеть моё бегство, как трусость?
— Отнюдь, — махнул рукой Китс. – Митфорду следовало бы прислать секундантов на следующий же день. А, раз он этого не сделал, то ты волен поступать, как заблагорассудится.
Проводив судью, Джордж объявил, что завтра намерен отправиться в путешествие.
— По этому поводу, — радостно закончил он, — предлагаю затеять отвальную пирушку!
***
Вечером следующего дня, прибыв в Нькасл, наш герой щедро расплатился с докерами, поблагодарив каждого в отдельности.
— Поеду погляжу, что это за штука Новый Свет, — нарочито беззаботно сказал он.
— Сэр, — старший из грузчиков выступил вперёд. – Сердце кровью обливается, как подумаешь, что сэру Джорджу не с кем будет спеть «O, du lieber Augustin».
Все одобрительно загоготали.
— Посему, мы с ребятами решили с вами не расставаться, — закончил докер.
— В таком случае, джентльмены, — Джордж почувствовал, что ещё мгновение, и он расплачется, — предлагаю промочить горло перед дальней дорогой.
***
Путь на Карибы занял около трёх недель и мог бы оказаться скучным, если бы не запасы рома. Кроме того, наши весельчаки, внезапно для себя, открыли, что их башмаки отлично отбивают такт о палубу. Отныне «Greensleeves» и «Augustin» исполнялись под грохот каблуков, что веселило команду, и бесило капитана. Он бы с удовольствие вышвырнул за борт разудалую компанию, спаивающую его моряков, но побаивался бунта. Потому, налетевший шторм был воспринят им, как внезапный дар небес. Докерам и матросам мгновенно стало не до выпивки, а капитан опять ощутил себя главным на судне. Ветер и течение заставили их здорово отклониться от курса и поэтому, когда солнце выглянуло из-за туч, вместо башен Картахены они увидели стены монастыря Святого Бонифация.
— Очень рекомендую посетить этот город, сэр, — с надеждой предложил капитан Джорджу.
— Почему бы и нет? — безразлично пожал плечами тот, измученный качкой.
В дверях гостиницы их встретил рыжеволосый верзила хозяин.
— Дьявол меня подери! — изумлённо воскликнул он. – Вы ребята выглядите, как заправские британские докеры. Не из Бристоля, часом?
— Из Ньюкасла, — ответил старший. – Но случалось поработать и в Бристоле.
— Матерь Божья! – завопил Рыжий. – Таверна «Цезарь» ещё стоит? Пива дорогим гостям!
Джордж, которого до сих пор подташнивало, отказался от угощения и отправился спать. Проснувшись наутро и спустившись вниз, он с удивлением обнаружил своих спутников пирующих с хозяином. Судя по всему, они ещё не ложились.
— Сэр, — радостно обратился Рыжий к Джорджу, — считайте, что ваших приятелей я пристроил. Каждый из них стоит пятерых лентяев, что околачиваются в порту и позорят честное имя докера. А на пляже есть вполне приличный домик, построенный славным эсквайром Джонатаном Расселом. Сейчас мы с ребятами двинем туда, очистим его от змей, пауков и местных пьяниц. По вечерам, парни согласились петь в моём заведении за ужин и выпивку. Ах, как они берут за душу, старым добрым «Greensleeves».
— Превосходно, — откликнулся Джордж. – Я же собираюсь прогуляться по вашему гостеприимному городу.
Щурясь от солнца, он вышел на площадь, где тотчас столкнулся с дородной китаянкой, которая, узнав, что Джордж прибыл не по торговым делам, а просто путешествует, немедленно вызвалась сопровождать нашего героя. Острая на язычок дама оказалась одной из старейших жительниц бухты, и к полудню Джордж несколько устал от сотен выслушанных историй и анекдотов из жизни горожан. Заметив это, Мария, так звали даму, пригласила его к себе на обед, познакомив с худощавым, застенчивым братом. Прощаясь, договорились встретиться вечером в «Цезаре».
Радушию жителей Бухты, казалось, не будет предела. Чета Торрес отдала ему в распоряжение баркас для морских прогулок. Плантатор Хосе устраивал охоты и пикники. Легендарный врач Папаша Бо предоставил свою библиотеку. Рыжий Генри лично готовил омлет на завтрак. Однако всё чаще Джорджу стали сниться пологие холмы Нортумберленда, серое небо, отражающееся в болотных озерцах и седые от утреннего тумана вересковые равнины. В криках попугаев ему слышался дальний лай гончих, летящих по мокрому полю, а шум моря напоминал мерный стук дождя по кровле замка.
— Знаете, сэр, — признался он как-то Папаше Бо, сидя у него в гостиной, — все орхидеи джунглей отдал бы за крохотный листик нашего клевера.
— Или ломтик овечьего сыра, — вздохнул, прикрыв глаза, доктор.
— Пойду, попрощаюсь со своими парнями, — встал Джордж.

Отель «Цезарь»
История, поведанная доктору медицины Томасу Року неизвестным моряком.
Анри Бутей

Анри не был лжецом в общепринятом понимании этого слова. Точнее, врал он непрестанно, однако, без всякой выгоды для себя. Заведут, бывало, моряки разговор о русалках, глядишь, Анри тут, как тут.
— Знавал я одну, — встрянет в беседу. – Жила на рифах рядом с маяком, что под Булонь-сюр-Мэр. И уж такая была вредная особа, что мы с ребятами пару раз собирались её пристрелить. Представьте сами! Ночь, тишина, море, как гладкая скатерть. Гребёшь на шлюпке, стараясь, лишний раз не плеснуть веслом, что бы не услышал таможенный патруль. И только подходишь к её логову, как старая ведьма начинает орать песни! А ты, между прочим, только вчера отдал этой чертовке два круга сыра, договорившись, что она будет сидеть тихо, как мышь. И, зачем, спросите вы, голосить на всю округу? Да, просто из вредности! Что бы добрым людям нагадить. Если бы не отборная рыба, которую она приносила в обмен на вино, давно бы стоило прикончить проклятую нечисть.
Послушать Анри, так не было на Земле места, где бы он ни побывал. Сражался в Чили с индейцами, у которых вместо лиц волчьи морды. Полгода провёл в плену у скандинавских дикарей, что в три раза выше человека. Чуть было не женился на мадагаскарской людоедке. Курил опий с китайскими пиратами. Покупал тюленьи шкуры у племён слепых людей, живущих на берегу Ледовитого океана. Выменивал алмазы в Индии у колдунов, пьющих змеиный яд. Пьянствовал с амазонками. Искал золото короля инков.
— Что ж ты, приятель, — спросит кто-нибудь из моряков, — до сих пор ходишь в простых матросах?
— Тут всё дело в проклятье абиссинской ведьмы, — немедленно откликнется Анри. И примется за новый рассказ, припоминая имена свидетелей и демонстрируя полученные шрамы.
Пожалуй, только раз перегнул он палку. Судно в тот день, загрузившись в Картахене углём, шло на юг к устью Амазонки. Анри, отстояв вахту, получил у кока положенную кружку кофе и присел рядом с моряками, играющими на корме в кости.
— Слыхали, ребята, о монастыре Святого Бонифация, чьи стены белеют вон там, в джунглях? – начал он.
И завёл рассказ о четвёрке джентльменов удачи, построивших в бухте город. Мол, основал поселение некий пиратский костоправ Бо, плававший прежде с капитаном Рене. Затем, к нему присоединился рыжий корсар Генри, одноглазый китаец Ли и беглый послушник Хосе. Наплёл о стычках с дикарями, о таинственном храме Золотой Обезьяны, о смертельных болезнях. Когда же Анри дошёл до священника Мейсона, то боцман, недовольно прислушивающийся к его болтовне, не выдержал. Схватил говоруна за вихры и потащил к капитану Антонио. Тот, немедля приказал отпустить лжецу три десятка плетей, запереть в трюме и списать на берег в ближайшем порту.
— Следующего клеветника, — пригрозил капитан, — повешу на рее.

Отель «Цезарь»
История, поведанная Рыжим Генри доктору медицины Томасу Року.
Сидни Эббот

Как Сидни Эббот появился в городе, никто точно не помнит. Одни считают, что он выпал с проходящего судна и вплавь добрался до берега. Другие уверяют, что Сидни прибыл с грузом фруктов из Сан-Доминго, питаясь по дороге бананами. В чём все сходятся, так это в дне, когда он явил себя жителям. Несмотря на июльскую жару, Сидни был одет в чёрный кожаный плащ и такую же шляпу. Внезапно возникнув на городской площади, гость умылся водой из фонтана и направился в «Цезарь».
— Найдётся чем промочить горло, хозяин? – обратился он к Генри.
Рыжий, удивлённо разглядывая его кожаные одежды, принёс кружку пива и поставил перед посетителем.
— Китобой? – поинтересовался Генри. – Далеко же ты забрался.
Гость не спеша отпил половину и блаженно улыбнулся.
— Сидни Эббот. Живописец.
— Вот оно как, — растерянно покивал головой Рыжий. Видимо, слово «живописец» было ему незнакомо. – Я и говорю, что китов-то у нас отродясь не было.
Сидни снял кожаную шляпу, не спеша положил на стол и поднял зелёные пронзительные глаза на хозяина.
— Живописец, любезный, то же самое, что и художник.
— Не шутишь? — Генри немедленно присел на стул напротив. – И вывеску сможешь исполнить?
— Вывеска вещь непростая, — помолчав, ответил Сидни.
— Ясное дело, — заволновался Рыжий. – За ценой не постою.
Ударили по рукам, и гость, взяв несколько угольков из камина, набросал прямо на столе эскиз. А на следующий день, при стечении всего городского населения, Генри гордо укрепил над входом в отель широкую зелёную доску. На ней, закутанный в белую тогу, возлежал мужчина с золотым венком на голове. Лицом он здорово смахивал на Генри, а на правой руке имел татуировку русалки. Над телом вилась, выполненная алой краской надпись «Нью Цезарь».
— Какая прелесть! – всплеснула руками Аннабель Торрес и повернулась к мужу. – Дорогой, ведь нам тоже нужна вывеска.
— К вашим услугам, — перед ними появилась фигура в кожаных одеждах. – Сидни Эббот. Живописец.
— А можно нарисовать так, что бы надпись была как бы в рамке из роз? – с надеждой спросила Аннабель.
— Розы вещь непростая, — задумчиво поднял брови Сидни. – Встанет несколько дороже.
— Пусть будет две. Нет, три рамки, — с нежностью глядя на супругу, распорядился Торрес. – Из самых крупных роз.
— Готов приступить немедленно, — просиял художник.
Ему чертовски нравился этот город.

Отель «Цезарь»
История, поведанная Рыжим Генри доктору медицины Томасу Року.
Эмма Сью

Прибыв несколько лет назад в Бухту, Эмма Сью первым делом нанесла визит Папаше Бо, изрядно смутив последнего. Никогда ещё его дом не посещала столь элегантная и благородная дама.
— Кажется, мы прежде не встречались, мистер Богарт? – лучезарно улыбаясь, поинтересовалась она.
— Увы, нет. Но, искренне рад знакомству, — почтительно поклонился Бо.
— В таком случае, надеюсь, не будете возражать, если я погощу в городе?
— Почту за честь и, возможно, со временем, не премину воспользоваться вашими услугами, — поцеловал ей руку Бо.
— Обещаю, что не будете разочарованы, — ответила гостья и удалилась, шурша шёлковым платьем.
Харон перевозил души умерших в мрачное царство Аида, откуда нет возврата. Эмма Сью, наоборот, возвращала пропащие души в Старый Свет, снабжая их новыми документами и именами. И если старый лодочник брал за переезд через Стикс всего одну монету, то наша дама требовала более весомые суммы. В то же время, джентльмены удачи, решившие уйти на покой считали, что дело того стоит.
Корсар, скопивший достаточное состояние и желающий вернуться из карибского пекла на родину, встречался с Эммой Сью и, внеся изрядный задаток, поселялся в «Нью Цезаре». Утром следующего дня его навещал цирюльник, который брезгливо сбривал пахнущую табаком и ромом бороду, оставляя элегантную эспаньолку. Приводил в порядок ногти, а, затем терпеливо обучал чистке зубов, знакомил с гребнем и искусством ношения парика. После этого поочерёдно появлялись преподаватели словесности, этикета и танцев. Проходило несколько месяцев, и перевоплощённый морской разбойник уже уверенно орудовал вилкой, мог поддерживать светскую беседу и довольно сносно читать. Экзамен Сью принимала лично. Если её удовлетворял результат, то ученику подбиралась легенда. Обычно джентльмен удачи становился негоциантом, разбогатевшим на торговле в дальних колониях или удачливым плантатором. Впрочем, по желанию, можно было приобрести биографию отставного капитана линейного корабля или пехотного полковника. И вот, через полгода, расплатившись с гостеприимным и умеющим хранить секреты хозяином отеля, бухту покидал элегантный джентльмен, направляющийся в Старый Свет. За ним поспешал слуга, несущий дорожный саквояж, в котором лежали искусно изготовленные бумаги на имя какого-нибудь Невилла Рэдклифа, эсквайра. По прибытии в Европу, слуга помогал оформить купчую на понравившийся дом, давал последние наставления и, получив окончательный расчёт, возвращался к Эмме Сью.
— Вот, что обидно, — усмехался Папаша Бо, — Британия поставляет нам нищих пиратов, а мы ей возвращаем состоятельных джентльменов.

Гасиенда дона Хосе.
История, поведанная Марией Ли доктору медицины Томасу Року.
Роза и Альберт

Розе было восемнадцать, и она пасла коз у дона Хосе.
— Грех прятать такую красоту на плантации, — не раз говорил ей Рыжий Генри, заезжая в гости к своему другу. – Иди ко мне в «Цезарь» подавать пиво. Увидишь, отбоя от женихов не будет.
— Я в твои годы похоронила двух мужей и воспитывала пятерых детей, — сокрушалась мать.
Роза краснела от таких слов и убегала прочь к своим козочкам. Там она плела венки из цветов и вздыхала о веснушчатом конюхе Альберте. Тот уже год, как работал на плантации у дона Хосе, но не обращал на Розу ни малейшего внимания. Широкоплечий красавец Альберт, уроженец Кёльна, был одинаково вежлив со всеми, добродушен и смешлив. Спрятавшись за цветущим кустом лантаны, Роза, затаив дыхание, наблюдала, как обнажённый по пояс конюх, косит траву или возит в тачке навоз. Несмотря на солнце, Альберт был настолько белокож, что Розу порой подмывало дотронуться до него пальцем.
— Намекни ему о своей любви, — посоветовала кухарка. – Испеки пирог или приготовь буритос.
— Danke schon, — поблагодарил Альберт, уплетая угощение. Дружески пожал руку девушке, и всё осталось по-прежнему.
— Напросись с ним в город на танцы, — подмигнула Розе старшая сестра.
В выходные Альберт запрягал коляску и вместе с доном Хосе отправлялся в «Цезарь». Там, одетый в короткие штаны с подтяжками, льняную рубаху и шляпу с пером, конюх плясал, высоко подбрасывая молочно-белые ноги, или пел вместе с докерами.
— Danke schon, — по привычке ответил Альберт. – Но, таверна не есть подходящее место для юной фройлян.
Роза убежала в слезах и проплакала всю ночь. Наутро она пришла к дону Хосе.
— Хочу получить расчёт, — потупив глаза, прошептала она.
Славящийся своей молчаливостью дон Хосе удивлённо поднял брови.
— Я люблю Альберта, а он меня нет, — багровея от стыда, призналась Роза.
Дон, не говоря ни слова, взял с камина колокольчик и позвонил три раза.
— Даю за Розой приданое, — сказал он вбежавшему конюху. – Двух быков, лошадь и пять мешков фасоли.
— Danke schon! – просиял Альберт и, повернувшись к растерянной девушке, спросил, — Ты согласна стать моей фрау?

Гасиенда дона Хосе.
История, поведанная Марией Ли доктору медицины Томасу Року.
Долорес

Рыжий Генри терпеть не мог Долорес.
— В тот день, когда старую ведьму потащат на костёр, — говорил он, — выпивку буду отпускать бесплатно.
Долорес, в свою очередь, проходя мимо Генри, плевала под ноги и шептала проклятия. Впрочем, так же она относилась ко всему мужскому населению города.
Несколько лет назад, прослышав о том, что на побережье построен монастырь Святого Бонифация, Долорес, оставив на мужа гасиенду, села на корабль и отправилась в путь. Бухта Бо покорила сердце паломницы, едва появившись в утреннем тумане. Белоснежные дома под черепичными крышами, запах свежего кофе и невидимый мужской хор, с печальной страстью выводящий:
— Ay ay ay ay ay ay mi amor
Ay mi morena de mi corazón…
Улыбающийся мальчонка с медной серьгой в ухе доставил её поклажу в весьма недурной отель, где грубоватый, но обаятельный хозяин предоставил уютный номер с видом на площадь. Долорес распахнула окна и в комнату, вместе с запахом цветущих акаций ворвался озорной морской бриз. Пели птицы. Под балконом, навевая свежесть, шумел фонтан.
— Эдем, — прикрыла глаза Долорес и, пав на колени, горячо возблагодарила Создателя.
Следующие три недели она провела, словно в сказке. Беседовала со святыми отцами в храме, листала древние манускрипты в монастырской библиотеке, а вечерами гуляла вдоль моря, слушая песни, доносящиеся с пристани.
Наконец она решилась и написала мужу.
— Друг мой, — говорилось в письме. — Всемогущий Бог дивным и воистину необычным своим промыслом, направил меня в это место. Усердно радея о спасении души, велю тебе, без всякого промедления поспешать сюда. Здесь, у величественных стен монастыря, в молитвах и благолепии, проведём мы остаток дней…
Ответ пришёл только через два месяца. Привёз его слуга, верой и правдой служивший Долорес всю жизнь.
— Сеньор, получив ваше послание, очень разозлился, — истово глядя в лицо госпоже, сообщил он. – Весь день пил вино и ругался. Затем продал дом и землю. Продал всё, включая столовое серебро, и отплыл в Старый Свет. Стоя на корме, смеялся и кричал, что сам знает, как лучше провести остаток дней.
Долорес пошатнулась, но устояла на ногах. Словно во сне, она спустилась вниз и оказалась в гостиной.
— Кофе, сеньора? – приветствовал её Генри, неся поднос с чашками.
Только сейчас Долорес обратила внимание на его огромные руки, поросшие рыжей шерстью. На левой, была вытатуирована омерзительного вида русалка с огромной грудью.
— Что-то не так? – обеспокоился Рыжий.
На Долорес пахнуло ромом и табаком. Глумливый рот хозяина, казалось, кривился в наглой усмешке. В бесстыдных глазах искрилось веселье.
— Негодяй! – воскликнула она и с силой хватила кулаком по подносу.
Горячий кофе выплеснулся на грудь Генри, заливая рубаху. Рыжий завопил от боли, а Долорес бросилась прочь из отеля. Выбежав на площадь, она нос к носу столкнулась со спешащими в «Нью Цезарь» докерами. Дыша пивом и жареной рыбой, грузчики затянули какую-то похабную песню. Зловонный нищий подмигнул ей, тяня руку за подаянием. Мальчишка, покрытый оспинами, глядя прямо в глаза Долорес, мочился в фонтан. Рядом с ним монах, сладострастно поглаживал руку торговки. С пальмы свесилась обезьяна, трясясь от беззвучного смеха.
— Свиньи! – завопила Долорес, воздев руки к небесам. – Проклятые свиньи!

Пристань Бухты Бо.
История, поведанная докерами доктору медицины Томасу Року.
Питер Макферсон

Согласно правилу, заведённому Рыжим Генри, каждого прибывающего в бухту гостя встречал мальчишка носильщик и сопровождал до «Нью Цезаря». Не избег этой участи и Питер Макферсон. Высокий и худой, с головой покрытой тёмно-фиолетовой шляпой, в угольно чёрном камзоле и ослепительно белых чулках появился он в дверях отеля. Когда, после безжалостного солнца, глаза чуть привыкли к прохладному сумраку гостиной, Питер разглядел хозяина. Генри, одетый в просторную выцветшую блузу и парусиновые штаны, спал в кресле качалке. У безвольно повисшей правой руки, стояла оловянная кружка с ромом. В левой была намертво зажата потухшая трубка. Гость устало вздохнул и присел за ближайший стол. Раскрыл резной дорожный сундучок и, покопавшись в нём, выставил перед собой несколько флаконов. Капнул из каждого в серебряный бокальчик, зажмурив глаза, выпил и шумно выдохнул. Сразу же в воздухе запахло уксусом и мятой. Генри во сне потянул носом, чихнул и проснулся.
— Прошу прощения, — гость кивнул и сделал рукой некий жест, словно разгоняя дым. – Питер Макферсон, стряпчий.
— Сморило меня, — беззаботно пояснил Рыжий, с интересом разглядывая его. – Генри, хозяин заведения. Надолго к нам?
Питер, сделав скорбное лицо, принялся убирать пузырьки.
— Лечиться, — вздохнул он. – Грудная болезнь.
— Верное решение, — Рыжий потянулся и встал. – В Бухте воздух целебный, по себе знаю.
— Я здесь, — гость помедлил, — ради обезьяньего жира.
— Жира? – переспросил Генри и затрясся от смеха. – Какой в них жир? Блохи, да дерьмо!
— Обезьянье сало рекомендовано мне врачами, — обиженно поджал губы Питер. — Кстати, не могли бы вы посоветовать какого-нибудь местного охотника?
Рыжий задумчиво поскрёб бороду, словно перебирая в голове имена ловцов обезьян. Поднял с пола кружку, и, отпив глоток, выглянул на улицу. Издалека, со стороны моря доносилась песня докеров. Генри ухмыльнулся.
— Сэр, — повернулся он к гостю, — охотиться на мартышек легче лёгкого. Оставляешь вечером на берегу бочонок рома, а наутро приходишь с тачкой и собираешь пьяных обезьян. Бывало, до пятидесяти хвостов за раз наловишь.
— Так просто? – изумился Питер.
— Ром я вам, как постояльцу, продам со скидкой, а тачку получите бесплатно, — предложил Рыжий.
— Превосходно, — обрадовался гость. – Как скоро можно будет получить ром?
— Вот, сэр, ключ от комнаты, — в глазах Генри плясали озорные чёртики. – Отдохните с дороги, переоденьтесь. К вечеру всё будет готово.
На закате, Питер вывез тачку на пляж и, быстро орудуя лопатой, до половины закопал бочонок в песок.
— Начало положено, — радостно потёр он руки и поспешил удалиться в гостиницу. Там, проглотив очередную порцию микстуры, разделся и с улыбкой на устах задремал.
Не успел Питер уснуть, как его разбудил странный шум. Питер сел в кровати и прислушался. Со стороны моря слышался мужской хор. Он, даже различал слова песни.
— O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin! – выводили ночные певцы.
— Германцы? – удивился Питер и прошлёпал босыми ногами вниз.
Там, с неизменной трубкой в зубах покачивался в кресле Генри.
— Сдаётся мне, сэр, — пуская кольца дыма, изрёк он, — что докеров вы забыли предупредить. Видимо, ребята шли домой с работы, и попались в обезьянью ловушку.
Питер с ненавистью взглянул на беспечно развалившегося хозяина, скрипнул зубами и ушёл к себе в номер.
Наутро он, бледный и гладко выбритый, спустился к завтраку. Под мышкой гость нёс внушительного размера предмет, закутанный в материю. Холодно кивнул невинно улыбающемуся Генри, Питер сел к столу и открыл свёрток. Рыжий, снедаемый любопытством, сделал шаг ближе и в восхищении замер. Перед ним холодно поблёскивал серебряными накладками арбалет дивной работы. Неведомый мастер придал оружию черты какого-то смертоносного насекомого, готового к жалящему укусу. Питер погладил полированный приклад ладонью, словно успокаивая арбалет, и принялся приводить его в готовность, пощёлкивая стальными рычажками.
— Продайте, — почти взмолился Генри, не отводя взгляда от явившегося ему чуда.
Питер, не прерывая своего занятия, лишь мотнул головой.
— Даю любую цену, — прошептал Генри.
Питер, не удостоив его ответом, встал, легко забросил оружие на плечо и вышел на площадь. Рыжий, затаив дыхание последовал за ним. Минуту охотник простоял неподвижно, прислушиваясь и обводя глазами верхушки пальм. Наконец, выбрав цель, отставил правую ногу назад, вскинул арбалет и начал медленно опускать его вниз. Клацнул спусковой крючок и короткая стальная стрела с лёгким свистом ушла вверх, прошив пальмовые листья. Мгновение и с кроны, тяжёлым мешком свалилась обезьяна.
— Ах ты, дьявол, — завистливо прошептал Генри и, не дожидаясь пока Питер подберёт трофей, ушел в отель.
К полудню охотник вернулся, волоча за хвосты пяток добытых зверьков. Однако на все уговоры вытопить из них на кухне сало, мстительный Генри ответил отказом.
— Я бы рекомендовал, сэр, — с преувеличенной вежливостью посоветовал он, — готовить их подальше от городской черты.
Питер отправился на берег, но докеры, поняв, что «ромовой ловушки» не будет, прогнали его к кладбищу. Там охотник и обосновался, построив небольшой навес и сложив из валунов печь. Отныне он до полудня охотился, затем вытапливал из добычи сало и к ночи возвращался в «Нью Цезарь».
Прошла неделя. Генри, никогда не обращавший внимания на обезьян, и беззаботно дающий пинка зазевавшемуся на дороге хвостатому, вдруг стал замечать появившиеся странности в их поведении. Раньше, стоило слугам вынести на задний двор котёл с помоями, как весело орущая стая окружала его и набрасывалась на угощение. Сейчас же зверьки таились, прячась в листве и ожидая пока люди уйдут. Не стало слышно яростных перебранок поутру. Прекратилась беззаботные купания в фонтанах. А вечером, к аромату цветущий акаций стал примешиваться удушливый запах горелого жира.
— Так оно и лучше, — философски рассуждал Рыжий. – По крайней мере, больше не приходится смотреть под ноги, чтобы не влезть в дерьмо.
Развязка наступила неожиданно. В этот день Хуан Торрес, обеспокоенный состоянием в очередной раз беременной Аннабель, уговорил супругу нанести визит Папаше Бо. Осторожно шагая по булыжникам мостовой, пара успела дойти до середины площади, как наткнулись на обезьяну. Зверёк, пошатываясь, ковылял им навстречу, зажимая на боку кровоточащую рану с торчащей стрелой. Он поднял круглые, полные слёз глаза на Аннабель и потянул худые, детские руки. Сеньора Торрес вскрикнула и начала медленно оседать наземь. Хуан взвыл и заметался подле жены.
— Помоги ей, — прошептала белая, как мел Аннабель, показывая на обезьяну.
Тем временем, из дверей гостиницы вывалился разбуженный криками Генри, а из дома напротив, путаясь в юбках, уже спешила Мария. Торрес, не прекращая подвывать, подхватил зверька и опрометью бросился к дому Бо.
— Я сначала подумала, что это ребёнок, — виновато улыбаясь, оправдывалась Аннабель. – Стало так страшно.
Вернулся Торрес в окровавленной рубахе и, встав перед супругой на колени, принялся уверять, что Бо непременно вылечит зверька.
— Генри, — ткнула Мария локтем Рыжего, — прогуляемся по пляжу?
Тот, оскалился и, на минуту скрывшись в отеле, вернулся с двумя мушкетами.
Питер, разомлев от жары, сидел у печки, помешивая в котле топящееся сало. Заметив приближающихся гостей, он вяло помахал им рукой и отвернулся. В этот миг Мария, опустившись на одно колено, выстрелила. Пуля прошла мимо, влетев в угли костра и взметнув сноп искр. Питер вскочил, как ужаленный и, увидев, что Генри поднимает свой мушкет, бросился в сторону монастырских стен. Рыжий выстрелил, но тоже промахнулся. Мстители подбежали к печи, у которой только что сидел охотник, и Мария ударила по ней прикладом, разрушив кладку. Генри, ухмыльнувшись, подобрал брошенный арбалет.
— Монахи его не выдадут, — Мария быстро перезарядила свой мушкет и прицелилась.
— Далеко, — прищурился Рыжий, прикидывая расстояние. – Не попадёшь.
Грохнул выстрел и беглец повалился в пыль, однако тотчас поднялся и, волоча ногу, добрался до спасительных ворот монастыря.
— Мария! – захохотал Генри. – Всегда говорил, что твоё место в абордажной команде.

Пристань Бухты Бо.
История, поведанная докерами доктору медицины Томасу Року.
Дик Спенсер

Дик в свои тридцать лет слыл завидным женихом и, направляясь в дом Клары, был уверен, что не получит отказа. Согласитесь, не каждый день в семью сапожника приходит свататься владелец лучшей в городе скобяной лавки. Поэтому он повёл себя довольно бесцеремонно, сразу перейдя к делу и пообещав не забывать о семье жены. Тут-то будущий тесть и ошарашил, озвучив сумму приданного. Кто мог подумать, что отец Клары сумел скопить столько денег? Вот почему, выйдя от невесты, Дик направился не к себе, а в таверну. Подозвав хозяина, он распорядился выставить всем по пинте и объявил о грядущей свадьбе. В этот вечер Дик с лёгкой душой позволил себе выпить несколько больше, а, вернувшись домой, долго не мог успокоиться. Сняв со стены древний дедов мушкет, он вылез на крышу и, выкрикнув, — Женюсь! – пальнул в ночное небо. Ствол разорвался в руках Дика, а его самого отдачей сбросило вниз, на камни мостовой. Спешно приведённый соседями врач констатировал, что левый глаз уже не спасти, а сломанную ногу придётся отнять по колено.
Встать с постели Дик смог только через три месяца. Опираясь на костыли, подошёл к зеркалу и долго, с интересом разглядывал одноногого калеку с чёрной повязкой. Через щёку и рот проходил глубокий багровый шрам, заставляющий губы кривиться в зловещей ухмылке. На месте верхних зубов зияла дыра.
— Мне очень жаль, — сказал, навестивший его, отец Клары. – Дочь решила забрать своё согласие.
Дик безразлично кивнул. Полученные увечья настолько затмили будущую женитьбу, что бедняга почти не вспоминал о невесте.
Отныне, куда бы Дик не отправился, он постоянно ловил на себе сочувствующие взгляды соседей. Решив не выходить на улицу, попробовал всё время проводить в скобяной лавке, однако скоро стало ясно, что его лицо лишь отпугивает покупателей.
— На пиратской Тортуге, — обнадёжил Дика старый приятель, — у каждого второго деревянная нога, а вместо руки – крюк. А уж человек с двумя глазами, говорят, вообще, редкость. Да и девицы там не так требовательны к внешности. Продай лавку и нежься на солнышке до глубокой старости.
С тех пор мысль оказаться среди себе подобных не давала Дику покоя. Он никак не мог привыкнуть к зевакам, пялящимся на него. К детям, испуганно выглядывающим из-за материнских спин. К участливым вздохам знакомых. Конец сомнениям положила встреча с беременной Кларой, идущей под руку с мужем. Дик, надвинул шляпу на глаза и, стуча деревяшкой, прошёл мимо счастливой пары прямиком домой и принялся собирать дорожный сундук. На следующий день, он сдал лавку в аренду, а вечером уже плыл на Карибы.
Тортуга встретила раскалённым солнцем, тёмно-синим небом, золотым песком и запахом кофе. Узкие улочки, петляющие меж домов, полнились самым разношерстным народом. Моряки, индейцы, рыбаки, торговцы, бродяги и полуголые мальчишки спешили, говоря на добром десятке языков. Приглядевшись, Дик обнаружил множество увечных. Костыли и повязки на глазах были здесь обычным делом. Он облегчённо вздохнул и направился в ближайшую гостиницу, с удовольствием подмечая, что никто не обращает на него внимания.
— Счастлив видеть, сэр – обрадовался новому посетителю хозяин и кивнул на деревянную ногу. – Видать, жаркая приключилась заварушка?
— Упал с крыши, — недовольно буркнул Дик.
— Виноват, сэр, — немедленно поскучнел тот лицом.
Хозяин звякнул колокольчиком и велел вбежавшему негритёнку, отвести гостя в комнату.
— Ох уж эти джентльмены удачи, — поднимаясь по лестнице, Дик услышал голос хозяина, — слова им не скажи.
Обещания приятеля продолжали сбываться. В трактире, куда Дик зашёл поужинать, к нему отнеслись с таким же безразличием, как и к любому другому посетителю. Слуга, принёсший ром, поддерживал поднос протезом с крюком на конце. Троица завсегдатаев пригласила побросать кости, им как раз не хватало четвёртого. Подсевшая к играющим девица, улыбнулась и шепнула, что у Дика мужественное лицо. Случилось чудо! Тортуга приняла торговца скобяными товарами и раскрыла свои суровые объятия.
Что бы ещё больше походить на туземцев, Дик приобрёл широкие панталоны, офицерский камзол и шёлковый пояс. Местный умелец покрыл его руки затейливой татуировкой. Отказавшись от шляпы, Дик повязывал голову выцветшим платком, а в левом ухе теперь поблёскивала медная серьга. Последним штрихом стал выученный набор морских словечек и ругательств.
Владелец скобяной лавки исчез навсегда!
В стремлении копировать повадки окружавших моряков, Дик оказался прилежным учеником. Теперь, когда заканчивался ром, он уже не подзывал трактирщика взмахом руки, а с силой стучал кружкой о стол. Знал, что получая счёт за проживание в гостинице, следует сначала, на все корки изругать хозяина и только потом заплатить. Отпустил бороду, а отросшие грязные волосы заплетал в сальную косичку.
Однажды Дик, к своему стыду отметил, что у него нет складного ножа, без которого ни один уважающий себя джентльмен не выходил на улицу. Им орудовали за столом, чистили трубку, подрезали ногти и почёсывались. Кляня себя за невнимательность, Дик заковылял в ближайшую скобяную лавку. Толкнул скрипнувшую дверь, и немедленно, по укоренившейся привычке, разразился потоком ругани. Привыкший к подобным посетителям, сонный продавец лениво выложил пяток ножей на прилавок. Дик взглянул на них и просто взвился от негодования.
— Клянусь своей деревяшкой, — ревел он. – Таких как ты надо вешать на рее ещё в младенчестве. Кто так показывает товар покупателю, моржовый выкидыш? Что пучишь глаза, будто дохлый краб? И какой дьявол перемазал ножи маслом?
— Масло, сэр, — безразлично отвечал продавец, — необходимо, чтобы металл не ржавел.
— Ржавый якорь в глотку! — бесновался Дик. – Натри лезвие воском, а рукоять оставь сухой! Что бы нож было приятно взять в руку, тухлый ты трепанг. Не выкладывай весь товар разом, а начинай с самого дешёвого, жалкий тупица. И поинтересуйся, за каким дьяволом клиенту понадобился нож. Дай ему дельный совет, пресноводный гадёныш!
— Прошу прощения, сеньор — пробасил кто-то за спиной.
— Какого чёрта? — разошедшийся Дик обернулся и опешил. Перед ним высился, почти упираясь головой в потолок, огромный мужчина.
— Хуан Торрес, — приподнял тот шляпу. – Хозяин этого заведения.
— Тут нечем хвастаться, — сбавил тон Дик, готовясь прошмыгнуть в дверь.
— Полностью согласен, сеньор, — горестно закивал головой Торрес. – Не позволите ли угостить вас кружечкой рома?
Растерявшийся и несколько испуганный Дик позволил, забыв добавить «проклятье» или «дьявол меня побери»…
— Два магазина здесь держу, — жаловался, час спустя, Торрес. – А, прибыли, как не было, так и нет. Продам в месяц ящик гвоздей, вот и весь оборот.
— Эх, приятель, — сочувственно хлопал его по плечу Дик, — скобяные товары это не бананы какие-нибудь. К такому делу особый подход нужен. Вот, прикинь, как в лавке товар разложен? Медузам на смех! Темно, грязно, сыро. Дверь и та скрипит!
— Не хочу обидеть, сеньор, — осторожно предложил Торрес, — но, не возьметесь ли вы подучить моих ребят искусству торговли? Я в жизни не слышал столь разумных речей. А, может быть, согласитесь стать управляющим? За соответствующую плату, разумеется.
Дик от неожиданности поперхнулся ромом.
— Предложение, конечно, не ахти какое… — начал было Торрес и осёкся.
По обезображенному шрамами лицу сидящего напротив него пирата текли слёзы, капая на татуированную грудь.

2 thoughts on “Большая пиратская Сказка (часть 2-я)”

    1. Спасибо)) Это, скорее, набросок сказки. Будет время — попробую почистить, поправить. М. б. и продолжится)))

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

*